Отто Вальтер - Немой. Фотограф Турель

— Подожди, сейчас мы тебе все объясним: вот представь себе — тебе семьдесят три года. Жена у тебя умерла молодой, ты держишь эту пивнушку на окраине, продаешь несколько литров бензина в месяц и тридцать лет живешь там один как перст, только что с собакой. Ненадолго-то, может, оно и приятно, да и бывает, что ты находишь себе в компанию какую-нибудь добрую душу, но больше трех-четырех лет она не выдерживает, а потом поминай как звали. Зимой этот туман и грохот с цементного завода, а если ты еще веришь россказням Бошунга, то по ночам к тебе является волчица-оборотень, представляешь? Ну вот, а потом появляется твоя внучатая племянница. Допустим, ты ее раньше никогда не видел, ей шестнадцать лет, она прибирает в кухне, штопает носки, и хочет он этого или нет, но видит же он, что она растет и становится взрослой девушкой, и то, что нужно мужчине, это все при ней; Юли это, конечно, видит, он не слепой. Ну вот, стало быть. И целое лето она разгуливает перед ним в ситцевых платьишках или в нейлоновых блузках, а по ночам он слышит, как она ворочается на постели, ну-ка, сообрази, да ведь тут самый что ни на есть праведный отшельник соблазнится. Не то чтоб она была красотка, видит бог, нет, вся физиономия в веснушках, но девочка в порядке, тут никто ничего не скажет, а походка, как она, бывало, пройдет по пивному залу, сразу чувствуется — что-то в ней есть.

— Да я что хочу сказать, откуда все…

— Ей шел двадцатый год или уж девятнадцатый наверняка. И тут ему еще и боязно стало. Скорее всего вот как: до последнего года у них вообще ничего не было, разве только что он на нее поглядывал втихаря, но пока что все чисто, и вдруг до него дошло то, что ему вообще-то и раньше было известно, но тут по-настоящему дошло: что удержать ее у себя он не сможет.

И он начинает следить, когда появятся первые признаки. Доходит до него теперь и то, что он-то сам как мужчина уже никак не котируется. Но вот этого он как раз и не хочет понимать, не может с этим примириться, и ему надо обязательно самому себе доказать, что он еще не такой старик, что рано его на свалку выкидывать, верно я говорю?

— Двоюродный дед, так я им и сказал, двоюродный дед. Его жена была урожденная Бларер, да, они с Люси Ферро в один год окончили школу, и моя жена с ними, при монастыре Всех святых, в горах.

— Он-то к ней не очень. А вот Бет к нему — да, действительно. И тут же стала за ним бегать. Мы сами ее видели, с завода, у нас как раз заело клинкерные весы, и Шюль вдруг присвистнул и говорит: вон она бежит. А она прошла по мосту и мимо нас, вдоль Ааре, к карьеру, а на следующий день фрау Кастель говорит нашей Кати: вечером она опять ходила туда с этим фотографом. У баб на такие вещи нюх, а Кати только чудно так рассмеялась и вдруг выскочила в сад, с бабами это бывает. Ну и постепенно Юли Яхеб тоже заметил.

— Ну да, возможно. Вообще-то ведь все, кто там бывал прошлой осенью, обратили внимание — стоит ему только появиться под каштаном, как Бет заливается краской. Ну а дальше что? Это еще ни о чем не говорит!

— А дальше вот что: Юли сходит с ума. Понимаешь — спятил, потерял голову, так я, по крайней мере, себе представляю. А они спросили: «Отчего же он потерял голову?» От страха, говорю, боялся ее упустить, а может быть, если к тому времени грех уже случился, боялся, что новый любовник разберется, что к чему. Сдрейфил! Вот и потерял голову. Спятил — ясно как день, верно?

— Это уж ты хватил. Ну, немножко вскружилась у него голова, что тут такого? Если все это так, я повторяю — если. А Кати сказала: «Да кто у него вообще был? Ну, жена. Она прожила с ним четыре года и умерла. Потом он два года жил бобылем. Потом появилась эта золовка, эта костлявая жердь, и всегда-то она улыбалась, а через пять лет подцепила железнодорожника. И поминай как звали. Дальше Эльза…» Вы смеетесь, а она жила там у Юли почти два года. Не знали?

— Да уж Эльзу-то я как-нибудь знаю, ты бы еще Шюля спросила. Вот уж кто знал Эльзу лучше, чем мы все, вместе взятые.

— Господи, эта Эльза…

— Кати говорит, теперь она живет в Винтертуре. И стала порядочной женщиной — нет, правда, я имею в виду…

— Боже мой, ну и шлюха была! Уж чего только она не…

— Ну, ладно, значит, Эльза, и уж с ней-то Юли получил свое удовольствие, во всяком случае…

— А кто помнит, в праздник, первого августа [5] Датой образования Швейцарии считается 1 августа 1291 года. , кажется, это было в сорок четвертом, идет это она по мосту, и дальше по Триполисштрассе, пьяная, как… как… пьяная, как свинья, иначе не скажешь, и тут она…

— А после Эльзы он опять остался один как перст, и лавочка у него пришла в полное запустение. Пока…

— Ну, конечно, потом была еще эта австриячка с дубленой рожей, у нее возле уха был шрам от пули, из Тироля она была, да, она еще там пела песенки, хорошенькая такая смугляночка, и крутила с младшим Келлером, ну, конечно, Инга ее звали, или как-то в этом роде.

— А в конце концов она вышла за итальянца, Бруно, невысокий такой, жил вместе с братом…

— Ну да, Бруно, а его брат, это вроде бы и есть тот миланец, по кому камень назвали, там, внизу?

— …и Юли Яхеб опять один управлялся со своей лавочкой, кому охота жить на отшибе со стариком под семьдесят, у которого ни гроша за душой (ведь крохотное наследство, что ему от жены досталось, наверняка растрачено), и выслушивать его идиотские воспоминания. А три года назад появилась эта девчонка Ферро.

— …в Фарисе, у Пауля Мака, нет, к нашему дурачку Маку он не имеет никакого отношения, Пауль Мак — владелец гаража и авторемонтной мастерской, а парня, кажется, зовут Лотар. На троицу едем мы по Фрикталю, у Люсьена машина шла порожняком, едем, значит, вниз по Фрикталю, а Тереза вдруг говорит: «Ты только посмотри на эти вишни», а я ей: «Видишь, уже и лестницы приставлены, начали собирать», а Тереза и говорит: «Ну и воздух здесь у них», а Люсьен на это…

— …Да нет, говорю я им, никакой не дядя, а двоюродный дед…

— А я так думаю, что он потерял голову. Сообразил, что стоит кому-нибудь польститься на лакомый кусочек, и он снова останется один как перст среди пыли. Заходим мы к нему, дело было в конце ноября, Юли сидит в пивном зале, мы входим, тогда он встает, и лицо у него такое, будто он трое суток глаз не смыкал, и он подходит и спрашивает: «Что желаете, господа?», а мы расхохотались, и Тамм, а может, еще кто-то, говорит: «Юли, что у тебя за похоронная физиономия», но он не засмеялся, а только сказал: «Я теперь опять один управляюсь», и сообщает: «Она уехала. Бет уехала». И смотрит нам в глаза и говорит: «Уехала к Люси Ферро, в район Прунтрута».

— А она небось слышала этот разговор через деревянную стенку. Бред какой-то…

— А насчет писем это точно. Фрау Кастель его вывела на чистую воду.