Владислав Вишневский - Кирза и лира

…Одиннадцать пятьдесят девять!..

Ещё минута!.. Мину-ута!!

За окнами казармы, неожиданно, беззвучно вспыхивают разноцветные гирлянды осветительных ракет, празднично высветлив всё вокруг… Там уже салютуют! Время!.. Сейчас… сейчас… Мы набираем дыхание… Но, не успеваем, кто-то из стариков не выдерживает, чуть раньше, всего на пару секунд, срывающимся от волнения голосом истошно, дико орет:

— Ур-ра-а!.. Ур-ра-а…

…а-а-а… — подхватывая, соединяясь, несется многоголосый рев по казарме. В нарушение устава, повскакав со своих коек, прыгаем, скачем, обнимаясь и хлопая друг-друга, поздравляем:

— Ур-ра-а! Распеча-атали-и!..

— Распеча-атали-и!

Орут все.

Наши «старики» — кто бы мог подумать! Гляньте, гляньте! — обычно спокойные, невозмутимые, неразговорчивые, недоступные ребята, сейчас прыгали, скакали, обнимались, дурачились вместе с нами. Они орали как сумасшедшие, радовались наступившему году, как сопливые пацаны.

— Де-ембе-ель! Ур-ра! Скоро де-ембель!.. Наш дембель, пацаны! Дожда-ались!.. Ур-р-ра! Бля!.. Полгода еще! Только полго-ода! Всего полго-ода-а-а-а!

Их счастью, казалось, не было границ, некоторые даже плакали от радости. Веселились и дурачился сквозь слезы все. Мы, молодые, глядя на это веселое сумасшествие, тоже орали за компанию и жутко завидовали этим дембелям, да и второму году, «салагам». Одни из них весной уже уедут домой, другим служить осталось каких-то полтора года, а нам… О! А нам еще трубить и трубить, как медным котелкам… Страшно сказать, еще два с половиной года… Ёшь твою в телегу… как долго!

— Ур-ра-а!..

— Ур-ра-а!

…а-а-а-а! — не затухая разносятся вопли по казарме. Дембеля, отплясав последний в их армейской службе дикий новогодний танец, укрылись ото всех в ленкомнате роты, закрывшись там, включили для «понта» телевизор и… Остальные, достав из загашников бычки и самокрутки, а кто и целые папироски, сгрудились в туалете на праздничный перекур, в перерывах, между затяжками, грызя вкуснейший засохший хлеб праздничной заначки, запивая водой из крана.

— С Новым годом, ребята!

— С Новым годом, пацаны!

— Дембель не за горами…

— Да здравствует наш дембель!

Уже в начале второго часа ночи, вся рота мирно посапывая, похрапывая, попукивая, покашливая, чихая, дрыхла, спала… Кроме тех, вновь испеченных дембелей и дежурного по роте, сержанта. И «осчастливленный» праздничным дежурством дневальный тоже, обхватив себя руками, свесив тяжелую, заваливающуюся на грудь голову, раскачиваясь при этом и поминутно вздрагивая, спал стоя, неудобно присев на угловатой деревянной тумбочке одной своей сплющенной ягодицей. Спал дневальный чутко, не как все, спал вполуха, — как кот на круглосуточном дежурстве, прислушиваясь к посторонним опасным и важным звукам.

Служба, она и есть служба: а вдруг, да, падла, ротный вернётся… а вдруг, да обход какой!.. И дежурный по роте, сержант, строго-настрого приказал: «Не спать у меня, блин! Секи тут всё, понял! Чуть, что — я в ленкомнате. Стукнешь!»

Вечером первого января, в фойе клуба были обещаны танцы для военнослужащих и членов их семей. В то же время, за стеной, в кинозале покажут фильм «Карнавальная ночь».

Объявление о танцах — яркими, цветными красками по белому листу! — всколыхнуло, взбудоражило весь полк так сильно, словно весть о всеобщей досрочной демобилизации наших войск. Даже «полуходячие» больные, которые в санчасти, парадные галифе под своими матрасами нагладили, не говоря уж об остальных нормальных. В ожидании появления на танцах девушек, причем, их должно быть, как мы понимали, конечно же много, и все они должны быть непременно красавицами… Так все в тайне предполагали… Солдат и сверхсрочников собралось в зале больше, чем на обязательную для всех лекцию о международном положении. Под такое мероприятие — танцы с девушками! — в армии рассчитан, наверное, только строевой плац, а не какое-то там фойе клуба. Кто ж из военных проектировщиков знал про такое, кто ж мог додуматься! В общем, за час до начала в клубе собрались уже все хозяева. Битком. В воздухе запах сапожного крема с густым праздничным запахом хвои. Солдаты суетились, бегали туда-сюда, громко смеялись, с нетерпением ждали появления гостей. Ждали с внутренней для себя установкой — если уж не потанцевать, так хотя бы поглазеть вдосталь, в сласть, то есть… А что, нельзя?

Первую половину танцевального вечера играл, празднично и торжественно сверкая начищенной медью и отвязанными глазами музыкантов, наш военный духовой оркестр. А потом, из радиорубки, включили магнитофонные записи. Против ожидания, гостей было не очень много.

Женщины, в основном, были почему-то старые, вернее в возрасте, от тридцати… Правда, в красивых праздничных платьях, но в зимних сапогах. То сами с собой танцевали, то, с трудом вытащив, топтались с потеющими от стеснения, нескладными, как на ходулях, мужчинами — мужьями, наверное. К счастью, были и молодые девушки, были, а то бы весь вечер насмарку! Девушки, все в легких с вырезами, и спереди, и сзади, укороченных или колоколом платьях. Все они — с настоящими женскими округлыми прелестями и спереди, и сзади. «О-о! У-у-у!»— тяжело дышит, провожая голодными глазами каждую девушку, плотный строй хозяев вечера.

Стройненькие девичьи ножки, до умопомрачения соблазнительные, так и стрекочут туда-сюда перед глазами ошалевших солдат, в своих прозрачных тоненьких чулочках, в неправдоподобно изящных туфельках на высоких каблучках… Тук! тук! тук! Цок! цок! цок! — вбивают глубокие амурные чувства прямо в сердце каждого солдата, и даже глубже. Страшно возбуждают и вводят в восхищение и тупое оцепенение вконец одичавших, изголодавшихся в армейских казармах ребят. «У-ум! Так бы и задушил в объятиях!..» «О-о, эти ножки!..» «О-о, эта грудь!..» «Ух, ты, смотри, какая цыпочка!..» «О-о, эти бёдра, о, мужики, я не могу!..» «Ох, моя ласточка!..» Рвутся напрочь, наружу, мужские стоны с подтекстом: эту песню не задушишь, не убьешь…

Девушек было не много, не красавицы, но нарасхват. Соотношение нас и их, было — сто к одному, поэтому, смущающихся и краснеющих от избытка чувств и острого внимания девушек практически не выпускали из танцевального круга. «У-ум-м!» — рычали в задних рядах плотно окольцованного круга истосковавшиеся по-женской ласке молодые мужчины… «О-ох!» — вздыхали в передних, задыхаясь и завидуя тем, кто, танцуя, прикасался, прижимался к девичьим горячим телам. Наблюдали, засунув руки в карманы брюк, заломив набок вспухшее естество, чуть согнувшись пополам, для удобства, так сказать его сокрытия. Часто бегали в туалет… Ах!.. Ох… как жарко было в зале, как горели лица, как бурлили чувства…