Мемпо Джардинелли - Жаркая луна. Десятый круг ада

Он, безусловно, знал о нас. По крайней мере я так считал. Женщина вроде Грисельды способна обмануть целый городок, но не собственного мужа, особенно если муж не дурак. А Антонио таковым не был. Бог его знает почему он вел себя подобным образом, во всяком случае, ни жестом, ни взглядом, ни голосом он не показал, что ему все о нас известно. Никогда. Он все сносил молча. Он был рогоносцем и мирился с этим. Я приходил в отчаяние; порой в ярости мне хотелось крикнуть ему, что я отбираю у него жену, встряхнуть его хорошенько, спросить, какого черта он занимает позицию страуса. Если честно, то я не имел понятия, когда он догадался о нас, но я знал: ему все известно.

Мои рассуждения сейчас — конечно, полный кретинизм, нравственное падение. Теперь я это осознаю. Но я решил рассказать о событиях по порядку. Без оглядки на общественное мнение и без утайки. Назвать вещи своими именами, и так далее… Когда мы пустили под уклон шары боулинга, все стало настолько очевидным, что меня до сих пор поражает людское простодушие. Я бы назвал его не милым, а просто глупым. Здесь, в городке, люди склонны верить в то, во что не следует, и прямо-таки заглатывают чепуху, которую им скармливают. Слишком широко распространено и слишком популярно тупоумие у горожан, чтобы кого-то опечалить. Этим должны заниматься либо политики, либо священники, и те и другие неустанно врут, обещая то, о чем не имеют ни малейшего представления. Так что по крайней мере здесь самое удобное — быть у всех на виду. Разные там хитрости для некоторых городков — это чересчур. Нечего метать бисер перед свиньями.

Дело в том, что однажды вечером, насладившись любовью и устав, точнее, дойдя до изнеможения, как велосипедисты, участвующие в «Тур де Франс», мы сообща докурили сигарету, и я сказал как бы между прочим, в шутку:

— Пора замочить твоего мужа.

И Грисельда, несмотря на чудовищность моих слов, сразу согласилась, будто самым важным было то, что я не произнес вслух имя своего друга. Не бросив мне ни единого упрека, ни капли не удивившись, она поинтересовалась:

— А как мы это сделаем?

— Не знаю, — ответил я. — Раскрою ему череп лопатой.

Она засмеялась так, словно я рассказал салонный анекдот, из тех, что вызывают не взрыв оглушительного смеха, а легкую улыбку, нервическую улыбку человека воспитанного.

Впрочем, сказано — сделано. Убийство произошло на следующий вечер в столовой их дома. А сам вечер был выбран по той простой причине, что за несколько часов до этого, днем, мы подписали три договора купли-продажи недвижимости на общую сумму в двести тысяч долларов, деньги хранились в сейфе фирмы, мы собирались положить их завтра в банк «Рио».

Как обычно, я остался ужинать и задержался до полуночи. Мы с Антонио говорили о предстоящей продаже с торгов нескольких участков земли в Вилья-Паранасито. Проблем было несколько. Во-первых, развитие электросети и прокладка труб для питьевой воды даже не оценивались, как и дорожного строительства. Во-вторых, существовал наследник — очень многочисленная семья. Кроме того, мы обсуждали весьма выгодное дело — продажу пяти сотен участков в долине одного из притоков Параны, нюанс заключался в том, что по-настоящему драгоценными эти участки были лишь весной, в остальное время они являлись зловонным болотом.

— Мы, — планировал Антонио, кудесник сбыта, — выдадим участки за будущий рай в отдельно взятом районе, за парковую зону с водой, солнцем и идеальной экологией. Кто скажет, что капиталовложение в фирму «Меркосур» не самое выгодное?! — Он смеялся, мерзкая каналья, уверен был в том, что способен даже зимой продать холодильник эскимосу.

Грисельда пошла готовить кофе, минуту спустя я прервал излияния компаньона, сказав, дескать, забыл кое-что на кухне, и отправился следом. Антонио, разумеется, не возразил. Он наверняка знал, что я буду лапать его жену, и тем не менее. О нет, он отнюдь не был дураком, как и полагается блестящему коммерсанту. Так какого хрена он молчал? Я этого не знаю и не узнаю никогда. Я говорил, меня его поведение приводило в ярость. Оно напоминало мне о матери, которая относилась ко всему безучастно и позволяла мужу, моему отцу, гулять направо и налево, а иногда и распускать руки. Мы с сестрами слышали звуки ударов и видели ее, покрытую синяками и ссадинами, но равнодушную. Меня бесит такое вселенское смирение. Я ненавижу покорность, она меня убивает. Я не понимаю, почему люди, как улитки, в случае беды молча уходят в себя, прячутся в свои раковины. Может быть, я их боюсь, потому что бессловесные твари обладают мощным тайным оружием? Не знаю, но те, кто молчит, делают из меня зверя. Я ненавижу стоиков, скромников, всяческое праведное дерьмо. Я мечтал о том, чтобы мама забыла о смирении, хотел, чтобы она хотя бы словом выразила протест, а лучше врезала палкой по башке моему старику. Я готов был сам сделать это. Парадоксально, но факт: его спас от палки — моей ли, матери — обширный инфаркт. Клянусь, если бы не его дерьмовое сердце, я бы убил его.

Когда я пришел на кухню, Грисельда нервничала. Я ей уже сказал по телефону, что все произойдет нынче вечером, а тут еще разговор о деньгах, лежащих в сейфе нашей риэлторской фирмы. Покачав головой, Грис попросила меня ничего не предпринимать:

— Нет, нет, это чистое безумие.

Но я прямиком направился к садовой лопате, которая стояла у служебного входа. Она была сделана из закаленной стали, острие слегка запачкано землей. Я схватил лопату и обернулся. Грисельда, прислонившись к стене, в упор смотрела на меня, прекрасные серые глаза показались мне пустыми. Я прикинул на руке вес лопаты, вернулся в столовую, встал позади Антонио и что есть сил ударил его по затылку.

Я раскроил череп за один раз, повторять не имело смысла.

Точнее, мне так показалось: Антонио упал на пол подобно утке, подбитой из дробовика на охоте, но вскоре я заметил, что он дышит. Хотя кровь текла из носа и изо рта тонкой струйкой, на вид вязкой и неприятной, Антонио дышал.

Приходилось ли вам когда-нибудь убивать человека? Если нет, поверьте мне: это трудно. Нежелание умирать — более мощный стимул к жизни, нежели принято думать. Однако есть на свете люди на удивление уязвимые. Вам наверняка случалось наблюдать так называемую нелепую смерть. Например, едет мальчишка на велосипеде, падает и умирает от пустякового ушиба, или возьмем автодорожную катастрофу: кто-то погибает, потому что открылась дверца, остальные пассажиры не получили ни царапины. Короче говоря, встречаются люди слабые как бабочки, их можно прихлопнуть ладонью, без особых усилий. Но существуют особи, которые ничем не проймешь, их сердца продолжают биться даже под танком. Этот сукин сын Антонио относился именно к таким. И разумеется, молчал, его убивали, а он молчал. Очень цеплялся за жизнь.