Мемпо Джардинелли - Жаркая луна. Десятый круг ада

Да, я горжусь своим домом, и мне не важно, если кому-то эта гордость покажется преувеличенной.

Итак, войдя в дом, я поздоровался с мамой. Она удивилась, увидев на мне окровавленную сорочку. Я успокоил ее, сказав, что не случилось ничего серьезного, просто упал на тротуаре, а пятна крови — пустяки, не заслуживающие внимания. Вечером у нас состоялась обычная беседа. Я вкратце рассказал о том, как идут дела в фирме и как себя чувствую, — темы тривиальные, но очень важные для матери. Она даже поинтересовалась, как поживает Антонио, которого я представил как мужа Грисельды, а потом, конечно, представил и саму Грисельду: «Очень милая пара с двумя прекрасными девочками — семья примерная во всех отношениях». Мама надавала мне сотню советов по поводу моего «падения» и настоятельно посоветовала с утра пораньше отправиться к врачу.

Поднявшись наверх, я забрал пару тысяч долларов, хранившихся между страницами старого иллюстрированного издания «Ларусса». Пошарил в брюках и сумках, а также в потертом портфеле, где держал небольшую сумму в песо на всякий пожарный случай. Сунул найденные деньги в конверт, написал: «Для мамы» — и положил на столик.

Далее взял документы, очки, три чековые книжки и кредитные карточки, хотя не был уверен, что смогу воспользоваться услугами банка. Когда откроется учиненный нами погром, мои счета наверняка заблокируют. Я решил выбрать из разных банкоматов как можно больше наличных, пока не поздно.

Быстренько приняв душ и побрившись почти без крема, я надел чистое белье. Запачканную кровью одежду хотел унести с собой и вдруг передумал. Меня остановила проблема этического свойства, связанная с единственным человеком, который был для меня важен. Если я унесу эту одежду, мама всегда будет сомневаться в моей причастности к убийствам. Улики, напротив, убедят ее, что сын — преступник. Такой расклад показался мне правильным. Уверенность принесет маме боль, а сомнение — погубит.

Я бросил окровавленные вещи в корзину для грязного белья. В спортивную сумку уложил пару кальсон, брюки, три сорочки и несколько пар кожаных тапочек. Все это — на всякий случай. Туда же запихнул мобильник с запасной батарейкой и устройство для ее подзарядки.

Когда я сошел вниз, мама смотрела телевизор, а Роза что-то вязала, поглядывая на экран.

— Старушка, если тебе скажут, будто я устроил погром, не сомневайся — это на самом деле был я. О’кей?

— Ты о чем?

— Да так, мама, глупости. Запомни, пожалуйста, погромщиком был я.

Грис ожидала меня в машине, спокойно покуривая и впервые не опасаясь, что нас увидят вместе или заподозрят в ней неверную супругу. Следует отметить, в Ресистенсии подобное поведение непременно расценивается как греховное, в особенности когда речь идет о поступках замужней женщины. Само официальное название городка — Сан-Фернандо-де-Ресистенсия [13] Ресистенсия (исп.) — сопротивление. — напоминает об индейцах, которые в течение нескольких столетий не давали здесь колонизаторам покоя. Поэтому городок возник лишь в конце девятнадцатого века и с тех пор основательно дискредитировал святого. Я же говорю, Ресистенсия — это Пейтон-Плейс, Чертов Котел, — североамериканский городок, ошибочно попавший на аргентинскую землю.

Мы отправились в компанию по торговле недвижимостью, и я забрал деньги из сейфа. Прежде чем защелкнуть портфель, я подумал, что он будто из кинофильма: марка «Самсонит», равновеликие створки и обе забиты пачками стодолларовых купюр. Прелесть. Картина, достойная Переса Селиса, настоящий «Квитка». Я покинул контору смеясь, и мы поехали на площадь 25 мая.

Сделав целый круг, я остановился у банка «Рио» и снял максимальную сумму, которую выдал банкомат, — тысячу песо. На другой стороне площади так же обошелся с Бостонским банком, банком «Лаворо» и Национальным банком. В каждом из них я снимал сколько можно и не только по дебитным карточкам, но и по кредитным. Это было что-то вроде чистки собственных карманов. Не знаю, занимались ли вы когда-нибудь подобной операцией; если нет, поверьте — это действует возбуждающе. В итоге мне удалось собрать несколько тысяч песо. В то время денег у меня было много, и я числился на хорошем счету у городских кредиторов.

Когда я вернулся в машину, Грисельда слегка нервничала.

— Собираешься бросить меня одну на всю ночь?

— Успокойся, Грис. Нам понадобятся эти деньги.

— Для чего? Куда мы поедем?

— Не знаю, но деньга наверняка понадобятся. Если ты при деньгах, то всегда знаешь, что делать и куда ехать. Так что не выступай.

Однако мне сразу стало не по себе, я дал газу и чуть не столкнулся с красной машиной. Это была спортивная «мазда», имитация восточного варианта «феррари». Такие модели обожают нувориши, и в первую очередь их сыновья. За рулем сидел чванливый блондин, рядом — худосочная девица с признаками анорексии [14] Анорексия — отсутствие аппетита. на лице. Мерзавец сделал очень выразительный жест рукой. И… Как бы вам получше объяснить? Клянусь, в другой ситуации я не обратил бы на болвана никакого внимания, но тот день был совершенно особенный. Я оскорбился и послал подонка в то место у проститутки, откуда он вышел на свет. Громко и отчетливо.

И тип свалял дурака. Он лихо затормозил, явно выпендриваясь перед своей доходягой, мол, гляди, какой я мужик, самый настоящий мужик из всех настоящих мужиков Ресистенсии.

Он подошел к нам, выпятив грудь, всячески обзывая меня, и попытался открыть дверцу, чтобы вытащить меня из машины.

Незачем было показывать ему револьвер. Он и глазом не успел моргнуть, как я врезал ему в этот глаз. Блондин покачнулся и рухнул на асфальт, как детский волчок, у которого кончился завод.

Я медленно проехал мимо «мазды». Голова девицы тряслась в ритме песенки, летевшей из приемника. Я одарил бедняжку наиобаятельнейшей улыбкой.

Грисельда неотрывно смотрела на меня, словно переоценивала. Взгляд выражал страх и легкое изумление с изрядной долей любопытства, почти удовольствия. Я был на редкость отвратительным типом — идеальным сообщником плохой девочки, какой она в данный момент являлась.

Вы спросите, почему мы это делали, чего добивались. Клянусь вам, не имею понятия. Истинная правда. Нас просто повело, закружило. Мы убивали, и это нас завораживало. В убийстве есть притягательность, теперь я знаю. Стоит только начать. И дело отнюдь не в том, что я не соображал, что творю. Послушайте, я прекрасно осознавал значение своих поступков. Нет, было совсем другое — что-то вроде галлюцинации или самолюбования. Я действовал быстро и понимал, на что способен. Жизнь неслась с бешеной скоростью, как фильм Чарли Чаплина, где на одну секунду приходится меньше кадров, чем полагается, и возникает иллюзия, будто герой постоянно торопится.