Сурат - Автопортрет с отрезанной головой или 60 патологических телег

Тогда Саша Ежов отвел покойника в сторону и сказал: “Ты кого, покойник, ко мне привел? Он же через два часа дуба даст, я же вижу. Если хочешь знать, ему и на жопе резьбу собьют, и голову открутят к ебеням, потому что есть еще на свете маньяки-некрофилы”.

Ясное дело, покойник стал отмазываться, что он здесь ни при чем и что ничего подобного ему просто в голову не могло прийти — туда и так очень редко что-нибудь приходит, а чтоб такое, это уже совершенно исключено.

Ладно, говорит тогда Ежов, чего не миновать, тому быть.

Поздоровавшись с Юрой Голубовичем, Ежов не стал, как обычно в таких случаях принято, пудрить ему мозги насчет того, какова цель вашего визита и тому подобное. Он сразу ему сказал, что, понимаешь, друг, в другое время я бы с тобой с удовольствием поговорил, но сейчас не только не то время, но и вообще никакого времени нет. Поэтому сейчас, заключил Ежов, мы с тобой не разговаривать будем, а будем мы с тобой вспоминать твои прошлые жизни.

Юру Голубовича, конечно, эти слова сильно прикололи, потому что как он мог понимать, что сегодня вечером ему отрежут голову и заспиртуют в двухведерном аквариуме для декоративных рыбок на память. Вот он и спросил, а почему только прошлые жизни? Почему не сразу в Махапаринирвану?

“Хуевое существо человек, — заметил на это Саша Ежов проникновенно. — Откроешь ему душу — непременно туда плюнет, закроешь — насрет перед дверью”

Вообще, такие субъекты, как Саша Ежов, любят на своей волне разговаривать и других на эту волну напрягать, поэтому Юра Голубович сразу как-то посерьезнел и заявил, что он вполне готов если и не в Махапаринирвану войти, то, по меньшей мере, вспомнить свои прошлые жизни, почему нет?

Покойник, который до этого никогда еще не видел, как вспоминают прошлые жизни, жутко заинтересовался, но тут его ждало большое разочарование. Воспоминаниями-то занялся не он, а Юра Голубович, поэтому никто, кроме самого Юры, так ничего и не вспомнил. Тем не менее, того, что вспомнил Юра, было уже достаточно для того, чтобы я заморочился и рассказал вам эту правдивую историю. Согласитесь, что реинкарнация — это сейчас вообще не тема для разговоров. Всем все давно уже ясно — либо реинкарнация есть, либо ее нет, а сказки Владимира Семеновича Высоцкого про хорошую религию, которую придумали индусы, уже вот где сидят. Ну, пускай там кто-то вспоминает свои прошлые жизни — это его личное дело, никого этим уже не удивишь. В чем же фишка нашей истории? А фишка в том, что прошлая жизнь, которую вспомнил Юра Голубович, оказалась как бы не совсем прошлой, а в каком-то смысле даже будущей. Короче говоря, всю свою прошлую жизнь Юра Голубович прожил в 22-ом столетии от Рождества Христова на Аляске, будучи членом одной эскимосской общины. Там он был преподавателем истории в средней школе и сексуальным маньяком-некрофилом по совместительству. Жуть чего он там творил, даже говорить об этом не хочется. В общем, заманьячил всю свою среднюю школу и половину Аляски, пока его общими силами не изловили и не линчевали в ближайшей проруби. Ему еще повезло, что дед у него был — старый шаман, который сделал так, что в этой жизни Юре повстречался другой шаман — Саша Ежов, открывший ему глаза на правду. А правда, сами понимаете, состояла в том, что за грехи в прошлой жизни следует расплачиваться в жизни настоящей.

“Как же это может быть, — не выдержал покойник, — чтобы человек из 22-го века реинкарнировал в 20-ый?!”

“Это карма” — изрек просветлевший Голубович, который уже ничему не удивлялся.

“Карма, — возразил покойник, — это чередование причины и следствия, при этом причина всегда в прошлом, а следствие — либо в настоящем, либо в будущем”

“А разве я не говорил, — вмешался Ежов, — что сейчас у нас нет никакого времени? Я ведь также имел в виду и то, что времени нет вообще. Это просто такое понятие, с помощью которого мы воспринимаем движение как причинно-следственный поток. Поскольку мы устроены таким образом, что можем воспринимать его только как одностороннее движение — из прошлого в будущее, то мысль о том, что движение может идти как в обе стороны одновременно, так и по кольцу, как по прямой, так и по спирали, попросту не в состоянии прийти к нам в голову. На самом деле, нет прошлого и будущего, есть лишь те отрезки причинно-следственного потока, которые мы уже помним, и те, которые мы еще не помним. Иными словами, для нас есть только память, на основе которой мы и делаем заключения об устройстве мира, пространства и времени. Вполне возможно, что Юрий каким-то образом просто переключился на „встречную полосу“ кармы и теперь пожинает ее плоды”

“Но тогда бы он жил наоборот!” — возразила едущая покойницкая крыша.

“Вполне возможно, — допустил Ежов, — что все мы, как ты выражаешься, живем наоборот, но восприятие играет с нами злые шутки”

“Это правда” — гулким эхом отозвался Голубович, совсем охуевший от навалившихся на него воспоминаний.

“Да ладно тебе, — сдался покойник. — Ты лучше расскажи, как там у вас, в будущем?”

“Холодно” — кратко ответил Голубович и все надолго замолчали.

Вот такая история. Я совсем не хочу завершать ее кровожадными деталями юриной гибели от рук психически неуравновешенного ублюдка, поэтому скажу лишь то, что слишком долго он не мучился, а когда пришло его время в очередной раз все вспомнить, на дворе был уже 16-ый век и перед ним сидел старик-алхимик, дружелюбная улыбка которого не могла не навести на мысль, что в следующей своей жизни он непременно будет Сашей Ежовым и никем другим. Словно угадав эту мысль, старик рассмеялся своим беззубым ртом и сказал: “А вы как думали, господин Нострадамус? Только так и никак иначе!..”

То, что у меня появился новый сосед, привело меня в такое возбуждение, что я не мог уснуть целую ночь и до утра рисовал палочки в своей заветной тетрадке. Если ее полистать, можно обнаружить много интересного — первые десять страниц заполнены кружками, одна страница — крестиками (это когда американцы бомбили Ирак), восемь страниц — красными ромбиками, потому что у меня была депрессия, а сейчас я перешел на палочки из-за того, что линия моей судьбы стала неумолимо распрямляться, упершись в горизонт. Впрочем, это опять может оказаться круг, и тогда я уже попросту не представляю себе, что будет дальше. Короче говоря, я решил напроситься к своему новому соседу в гости.

Его звали Павел Литрович, ему было шестьдесят пять лет и от него воняло какими-то непонятными лекарствами. Я повалил его на пол, скрутив ему руки, и минут пятнадцать слушал его жалобные вопли на тему, как ему больно. “Меня зовут Павел Литрович и мне шестьдесят пять лет!..” — без конца бормотал он, глотая слезы. В конце концов, дверь одной из комнат отворилась и я узнал, что Павел Литрович жил не один — у него была слепоглухонемая жена, которой однажды отрезало ноги электричкой, когда она подкладывала на рельсы металлические окатыши, чтобы слушать, как они грохочут под колесами товарных поездов. Видимо, каким-то шестым чувством она почуяла неладное и выползла из своего укрытия — днем она обычно лежала в деревянном чемодане, свернувшись калачиком, а ночью ползала по своей комнате — двести кругов с вечера до утра. У нее были очень мускулистые руки и она задушила бы меня с радостью, если бы смогла, поэтому я сильно смеялся, когда она перепутала Пал Литрыча со мной и стала кромсать его горло нечищеными ногтями умственно отсталой калеки.