Мари-Од Мюрай - Умник

Арья в выбившейся из брюк футболке сидела на диване в гостиной, болтая одной ногой и подложив под себя другую. Она читала какую-то распечатку и тяжело вздыхала. Энцо сел рядом с ней. Его била дрожь.

— Это что… надо выучить наизусть?

Арья покосилась на него:

— Отвали.

Энцо так и взвился:

— Почему ты так со мной разговариваешь? Потому что я тебя люблю? — Тут он вспомнил наставления месье Видибога. — Я жить без тебя не могу. Думаю о тебе день и ночь. Да еще эта скотина Эмманюэль спать не дает!

Энцо стало заносить куда-то не туда. Но он собрался с духом и ринулся в атаку. По-гусарски! Обхватил Арью, бормоча:

— Люблю тебя… Хочу тебя!

И схлопотал-таки, как ожидал, пощечину. Вот только рука у Арьи оказалась тяжелая. У него аж в ушах зазвенело.

— О, черт…

— Ай-ай-ай! Нехорошее слово!

Арья и Энцо разом обернулись — месье Крокроль просунул в дверь сначала уши, а потом всю голову:

— Ку-ку!

Вот на ком можно было сорвать злость.

— Пошел отсюда, Умник! И не смей подсматривать! А то скажу Клеберу!

Умник стоял на пороге.

— Что, получил по морде? Правильно.

Арья встала, потирая ладонь, — она ее больно отбила.

— Никому не говори, что тут было, Умник.

— Это тайна?

— Вроде того.

— У месье Крокроля тоже есть тайны. Любовные.

— Достал ты всех со своим похотливым кроликом! — крикнул Энцо и подошел вплотную к Умнику. — И чего ради мы должны терпеть тут этого дебила?!

— Замолчи! — Арья ткнула Энцо кулаком в плечо. Умник прижал к груди Крокроля и умоляюще сказал:

— Только не надо ссориться.

Потом схватил Арью за руку и подтолкнул поближе к Энцо:

— Поцелуй его.

Энцо и Арья посмотрели друг на друга: он — хмуро, она — с улыбкой.

— Поцелуй — и все будет хорошо.

Энцо подставил багровую щеку. Арья его чмокнула.

— Для начала неплохо, — одобрил месье Видибог.

— Вы думаете?

Энцо спустился к пожилому соседу. Щека у него посинела и распухла.

— Обидеть женщину — значит получить особое право.

Энцо посмотрел на него вопросительно.

— Право попросить прощения. Подарите ей букет цветов. С карточкой внутри. «От вас и боль приятна…» — что там обычно пишут в таких случаях.

Энцо покачал головой:

— Не очень-то приятно, если честно…

— Красные розы. На языке цветов — пламенная любовь. Или белые — непорочная любовь. Нет, это, наверное, не пойдет.

Энцо купил одиннадцать красных роз. Засунул в букет карточку с надписью: «Прости меня». А про себя подумал: «Будь я женщиной, мне было бы противно, что парень передо мной так стелется».

Когда Арья вышла на почту отправить письмо, Энцо пробрался к ней в комнату и положил букет на подушку. Потом вернулся к себе, бросился на кровать и стал ждать.

— Совсем рехнулся, что ли?

Энцо приподнялся — букет угодил ему прямо в лицо.

— Ты что, хочешь, чтобы Эмманюэль тебя убил?

— Да нет, Арья, я…

— Еще раз подложишь мне веник — заставлю тебя его сожрать.

Месье Видибога и это не обескуражило:

— Она оберегает вас от Эмманюэля. Хороший знак.

— По-моему, Жорж, вы плохо разбираетесь в современных женщинах. Цветы, гусарские атаки — все это уже не работает. Женщина теперь независимая, сама себе мужика выбирает, а надоест — выбрасывает, как использованный носовой платок. Мужчиной нынче быть несладко. Про это в журнале «Мари Клер» написано.

— Война полов — старо как мир, — вздохнул месье Видибог.

Сам он, как видно, был ветераном.

— А ведь ваша супруга лет на двадцать моложе вас? — вдруг сообразил Энцо.

Видибог приосанился:

— На двадцать два.

— Ну, и как вы ее заарканили? Цветы дарили или по-гусарски?

— Она соблазнилась моими деньгами, — смиренно признал старичок.

В воскресенье утром Корантен вскочил самым первым, не считая Умника. Но Умника Корантен ни во что не ставил, он ждал Энцо, чтобы обсудить с ним планы на день. Сидел и машинально посматривал на часы.

— Энцо ждешь, — сказал Умник.

Корантен не удостоил его ответом.

— Ты всегда ждешь Энцо.

— Почему это? Не всегда, — Корантен возмущенно посмотрел на Умника и повторил: — Не всегда!

Но Умник опять попал в точку. Так и есть — он всегда ждал Энцо. Вчера, например, предложил ему пойти в бассейн. Чтобы похудеть, надо заниматься спортом. Но Энцо отказался. Сказал, девицы увидят его в плавках — будут пачками на шею вешаться. Ну Корантен без него и не пошел.

— Привет! Как спалось? — спросил, входя на кухню, Клебер.

— Пошли прямо сейчас в бассейн? — неожиданно предложил Корантен.

— Ура! Я возьму с собой дельфина! — обрадовался Умник.

В бассейн Понтуаз они пришли втроем. Клеберу не удалось уговорить Умника поменять надувного дельфина на пробковый пояс. У того была железная логика. Пробки, говорил он, плавать не умеют, а дельфины плавают вовсю. Он с разгона прыгнул в лягушатник — плюх! И давай визжать — вода-то холодная. Клебер посмотрел на обступивших лягушатник мамаш. Кое-кого из них такое поведение явно шокировало.

— Он умственно отсталый, — объяснил Клебер и, не дожидаясь ответа, нырнул в большой бассейн. Умник со своим дельфином пошлепал туда же. Узкоплечий, худенький, долговязый — маленький мальчишка, которого вытянули в длину. Уже стоя на последней ступеньке лесенки, Умник осведомился у служителя:

— А акулы тут не водятся?

Тот в ответ густо захохотал.

— Ненормальный, — буркнул Умник себе под нос. Поразмыслив, он решил, что акулы вряд ли нападают на дельфинов — они же почти что родственники, — и шумными гребками отплыл от бортика.

— Ну как? — спросил Клебер, успевший доплыть кролем до конца бассейна и вернуться.

— Здорово. Я пописал.

— Что?! Надеюсь, не в воду?

— А куда же еще?

Умник был очень доволен собой.

— А ну, выходи! Выходи, говорю! Побыстрее! — взбеленился Клебер.

— Акулы?

— Да. Вылезай!

Клебер поискал глазами Корантена. Тот отдувался, держась за бортик.

— Пошли, — сказал ему Клебер. — Уходим.

— Почему? — удивился Корантен. — Мне еще двадцать раз проплыть осталось.

— Пошли. Потом объясню.

Втроем вошли в бассейн — втроем и вышли.

— Ну ничего нельзя с ним сделать по-человечески! — злился Корантен.

Умник понуро шагал рядом с ним.

— Больше я в этот писсейн не пойду, — сказал он. — Акул слишком много.

Захра не знала, как сказать Клеберу, что она его любит. На дне рождения Корантена она старалась держать его на расстоянии. «Уважай себя, тогда и другие будут тебя уважать», — говорил ее отец Ларби. Но теперь Захра только и мечтала, чтобы Клебер уважал ее чуточку поменьше. У кого спросить совета? Захра была старшей из семи сестер, самой красивой жемчужиной в материнском ожерелье. Но любимицей Ясмины, их матери, была младшая дочь, глухонемая Амира.