Торгни Линдгрен - Вирсавия

Я видел большое волнение, тяжело дыша, сказал Ахимаас. Люди складывали большую кучу камней. Но я не знаю, что там было.

И вот пришел второй гонец, ефиоплянин, он бегал не так проворно, как Ахимаас. И Давид спросил его то же:

Благополучен ли отрок Авессалом?

И ефиоплянин ответил:

Да будет с врагами твоими то же, что постигло отрока, который отошел в преисподнюю, к мертвым!

И поразила царя Давида тяжкая печаль, которая удивила даже его самого, он пошатнулся, но стоял прямо, благодаря тому, что опирался на руку Вирсавии, и застонал он и заплакал, как оставленный ребенок. Сын мой Авессалом, горестно повторял он, сын мой, сын мой Авессалом, о, кто дал бы мне умереть вместо тебя! И Вирсавия вместе с Соломоном поддерживали его и повели его вверх по лестнице в горницу над ворогами, и он не переставал плакать и скорбно восклицать, пока слезы не иссякли и голос не пропал.

И охватило народ великое смущение, одни горевали вместе с царем, другие радовались с ним вместе, трудно им было понять, как следует вести себя, иные говорили, что не велел он ни радоваться, ни горевать, иные — что велел он и то и другое, ведь, с одной стороны, он воистину вскричал: возрадуйтесь! — с другой же стороны, горько оплакивал смерть Авессалома, и в конце концов народ решил, что волен свободно выбирать меж печалью и радостью, а подобная свобода была для большинства тяжким, почти невыносимым бременем.

Вирсавия была у Давида в горнице над воротами. Она распорядилась устроить ему постель из овечьих шкур и велела принести вина и неквашеных слезных лепешек из пшеницы и изюма и возжгла курения, так что воздух наполнился тяжким запахом скорби, а когда царь уснул, она велела Соломону бодрствовать над ним, если же он проснется и спросит о ней, пусть Соломон скажет, что она измученная уснула в комнате начальника позади этой горницы.

Потом она пошла к Иоаву и заставила его трижды повторить рассказ о том, как умер Авессалом, она хотела знать каждое слово, что было сказано, и каждое движение, что было сделано, и все время она плакала навзрыд и била себя по ляжкам; он был единственный! — твердила она, он был единственный! И еще: ах, если бы мне довелось ответить на его вопрос о Господе! И Иоав был очень растроган, увидев, сколь искренне разделяет она скорбь царя. Когда же она вдруг поспешно бросилась к нему, и растопырила пальцы, и стала царапать ногтями лицо его и глаза, он никак не мог понять ее, схватил за руки, и дал ей наплакаться и нарыдаться досыта, и только потом отпустил ее. Но она не попросила у него прощения, думала наверное, что было бы только правильно и справедливо до крови изранить ему лицо и выцарапать глаза.

И она отрезала прядь своих волос, средь которых было теперь столько же седых, сколько и черных, и послала одного из отроков Иоава похоронить эту прядь в куче камней над Авессаломом.

Ионадав, сын брата Давидова, тот, что был другом всем, тоже пал в Ефремовом лесу и был назван среди других, кто-то закалал его и только после этого обнаружил, кто он был, но никто не спросил о нем, никто не принес жертвы ради него, никто не спросил даже, на чьей стороне он был убит, хоть, может статься, он и сам этого не знал.

Иоав же пошел к царю, сидел и смотрел на спящего, видел морщинистое его лицо, которое и во сне было замкнуто и непостижимо. Иоав провел рукой по собственным щекам и лбу и с удивлением ощутил, сколь гладкой была по-прежнему его кожа; царь лишь на пять лет старше меня, подумал он, но беспечальность войны уберегла меня от старости; и, когда царь наконец проснулся, он сказал ему:

Нет, Вирсавии здесь нет.

Где же она?

Она совершает погребальную жертву над Авессаломом.

И за меня тоже?

Да. И за тебя.

Тогда царь успокоился, и Иоав продолжил: ты в стыд привел сегодня всех слуг твоих, спасших ныне жизнь твою, и жизнь Вирсавии и Соломона, и жизнь сыновей и дочерей твоих, кроме Авессалома, и жизнь жен и жизнь наложниц твоих.

Они безразличны мне, сказал Давид, не называя, кого он имеет в виду.

Ты любишь ненавидящих тебя и ненавидишь любящих тебя, сказал Иоав. Ничто для тебя мы все, ибо сегодня мы узнали, что если бы Авессалом остался жив, а мы все умерли и были похоронены под кучею камней, то тебе было бы приятно.

Ты думаешь, он домогался ее? — сказал Давид, и голос его был нерешителен, будто он вовсе и не желал получить ответ на свой вопрос.

Кого?

Вирсавии.

Иоав призадумался, ибо ответить должно было скорее хитро, нежели правдиво.

Да, сказал он в конце концов. Домогался.

Казалось, Давид ожидал именно такого ответа, даже алкал его, лицо его успокоилось, и он сказал: я никогда не говорил того, что ты утверждаешь.

Итак, продолжал Иоав, если не считаешь ты, что мы все никуда не годны и дела наши тщеславны, тогда встань, выйди и поговори к сердцу рабов твоих: ибо, если ты не выйдешь, в эту ночь не останется у тебя ни одного человека!

Да, сказал Давид. Я иду.

Если ты не выйдешь, добавил Иоав, это будет для тебя хуже всех бедствий, какие находили на тебя от юности твоей доныне.

Но хотя Давид воистину последовал за Иоавом, он сказал ему, сказал горестно и со вздохом, так что Иоав не мог усомниться в его искренности: царь умер. Да, царь и вправду умер.

Однако ж народ уже разбежался, смятение прогнало всех и каждого по домам.

Только когда просидел Давид у ворот Маханаима три дня, вновь собрались к нему представители всех колен народа его, но не было никого из колена Иудина, того, что последовало за Авессаломом. И Вирсавия, и Соломон, и Верзеллий, купец из Роглима, все время стояли подле него, они раздавали подношения народу, сыры и виноградные лепешки и медные украшения и говорили вместо царя, сам же он только сидел, безмолвный и мрачный, а в сердце своем, может статься, даже отсутствующий, совсем как Господь на ковчеге в Иерусалиме.

Царь, говорили они, избавил нас от рук врагов наших, теперь же он сам бежал из земли сей, от Авессалома, но Авессалом, которого мы помазали в царя над нами, умер на войне, похоронен под кучей камней, почему же теперь вы медлите возвратить царя?

И они послали через священников сказать народу Иудину, что один из них, может быть Амессай, поставленный над войском Авессалома, мог бы стать теперь военачальником вместо Иоава, если только захотят они возвратить царя Давида, Иоав теперь вошел в преклонные лета, говорили они, пусть он бережет свои последние силы для имений своих и жен.

Наконец сказал кое-что и Давид: поистине Амессай будет военачальником при мне, я наследую Авессалому, его военачальник будет моим военачальником, и я отвергну Иоава, который убил невинного отрока, сына моего.

И тогда народ колена Иудина тоже стал просить Давида возвратиться в Иерусалим. И как дар примирения послали они Вирсавии ассирийских коней Авессалома и двухколесную колесницу, что оставалась в Иерусалиме, Авессалом хотел сохранить колесницу и лошадей для большого праздника воцарения, в переднем дворе у скинии Господней.