Джеймс Олдридж - Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра

— Вряд ли. Тут нет места, где бы мог стоять храм. Вершина острова скорее выветрилась, чем обвалилась. Если здесь когда-нибудь находилось селение или стоял храм, мы бы увидели хоть какой-то его след.

— Вы огорчены? — спросила она.

— Не очень, — рассмеялся он. — В конце концов, это была только мечта.

— Вы слишком быстро сдаетесь.

— Я никогда не сдаюсь! И чтобы это доказать, я сейчас пораскину мозгами. — Становилось все жарче, он встал и снял рубашку. (Нина сидела под своим белым зонтиком.) — Допустим, что я греческий архитектор и собираюсь построить на этом маленьком острове храм, — где я его поставлю?

— На возвышенности, — высказала предположение Нина. — Где-нибудь здесь. Давайте посмотрим, что там на другой стороне, — предложила она.

— Сперва надо точно решить, где искать. Если здесь строили храм или хотя бы алтарь, он должен был находиться на восточной стороне острова, куда падают лучи утреннего солнца. Иными словами, там, где мы пристали; в древности, как и сейчас, наилучший подход к острову был, наверно, с этой стороны.

Ему припекало голову, и он обернул ее рубашкой; они стали спускаться по голому склону холма. В небе пронзительно кричали чайки. Они вернулись к скалистой гряде и принялись тщательно осматривать ее гребень в поисках обработанного камня, черепков или других следов древности. Кое-где Руперт пускал в ход лопату. Они обследовали обрыв, потом берег. Стоя по колено в воде, с туфлями в одной руке, подбирая юбку другой, Нина крикнула:

— Мы будто пришли сюда по грибы.

— Давайте пройдемся по берегу вокруг острова и осмотрим его со всех сторон, — предложил Руперт.

Они решили надеть купальные костюмы и до полудня осмотреть большую часть побережья.

Но вскоре все снова превратилось в веселую прогулку: слишком трудно было отказаться от этого удовольствия. А, в сущности, так ли ему важно гоняться за прошлым? — подумал Руперт. В нем снова боролись противоречивые чувства. Нина шла вдоль берега, по воде, разглядывая ракушки и отгоняя круживших над головой чаек. Она нашла гнездо пеликанов, и это обрадовало Руперта: во всех храмах Ахиллеса пеликаны считались священными птицами, хранителями алтаря. Руперта снова охватил археологический азарт.

Жара стала нестерпимой, Руперт и Нина пустились вплавь. Пообедали они в тени небольшой расселины между скалами. Судовой кок снабдил их красной икрой, семгой, вяленой и копченой рыбой; крутыми яйцами, колбасой, курицей, яблоками, черным хлебом, датским сыром, двумя бутылками сладкого — слишком сладкого — муската и двумя большими термосами с питьевой водой.

— Немудрено, что рюкзак был такой тяжелый, — заметил Руперт.

Они лежали в тени, пока Руперт не почувствовал угрызений совести, что теряет драгоценное время. Он снова отправился бродить по острову, заглядывая в щели между скалами.

— У нас на Севере, — сказала Нина, бредя рядом с ним под своим зонтиком, — охотники говорят, что если все время думать о красном звере, только о нем и ни о чем другом, непременно на него нападешь. Но мне-то о чем думать? — спросила она насмешливо. — Храма здесь явно нет.

— Ладно, — ответил он. — Я знаю, что вы мне не верите. Но давайте гак: я буду искать обломки, а вы монеты.

— Монеты?

— Да. Монеты бывают повсюду.

— Но они ведь такие маленькие…

— Ничего. Вы ищите.

— Хорошо! — весело согласилась она и, опустившись на четвереньки, принялась исследовать склон.

Внезапно она засмеялась, вскочила, побежала вдоль берега и скрылась за скалами, а Руперт терпеливо продолжал орудовать лопатой, раздумывая, зачем его понесло в этакую даль в погоне за какой-то дурацкой химерой.

█

Было душно, жарко; зайдя за бугор, он обнаружил спавшую под зонтиком Нину. «Значит, и этот человеческий механизм иногда останавливается», — удивился Руперт. Нина открыла глаза, улыбнулась и показала пальцем на горизонт.

— Молния, — сообщила она.

Далеко на горизонте протянулась черная полоска; тучи то и дело освещались по краям слабыми зарницами.

— Поспите еще, — сказал он.

— Нет. Кажется, собирается гроза. Очень душно.

Он тоже чувствовал в воздухе тяжесть. Море стало свинцовым, небо потускнело, горизонт дышал скрытой угрозой. Нина пошла прятать одежду, обувь и рюкзак в расселину на случай дождя, а Руперт забрался повыше на скалистую гряду и, к своему удивлению, увидел на откосе над самым берегом остатки какого-то жилья.

Он сообразил, что а последнюю войну здесь, очевидно, стояла артиллерийская батарея; подойдя поближе он обнаружил сколоченное из досок укрытие с жестяной крышей. Судя по всему здесь стояла немецкая 80-миллиметровая зенитная пушка, кругом валялись старые металлические снарядные ящики.

«Грустно, — подумал он, — даже здесь все замусорено отбросами войны». Рядом торчал кусок колющей проволоки — самое безобразное о ней напоминание.

Он собрался снова выкупаться, но услышал голос Нины.

— Смотрите! Смотрите! — кричала она, показываясь из-за скалы и держа что-то в протянутой руке. — Смотрите, то я нашла!

На ладони у нее лежал свинцовый или бронзовый грубо вырезанный кружочек; несмотря на то, что он был залеплен землей, сразу было видно, что это древняя монета.

— Греческая, — определил он. На одной стороне можно было различить бородатое лицо, на другой — изображение колесницы и несколько букв древнегреческого алфавита. Он знал размеры тетрадрахмы и статера; эта монета была похожа на александрийский статер. — Где вы ее нашли?

— Я просто выдернула пучок травы, — рассказывала Нина по дороге к месту находки. — Монета лежала под корнями.

— Вам повезло, — сказал он. — Может быть, это очень важная находка.

— Ну, и умница же вы, — вырвалось у Нины. — А ведь я в душе вам не верила.

Нина была так взволнована, что, когда Руперт опустился на колени и начал копать землю в том месте, где нашлась монета, она принялась отгребать землю руками. Он ее остановил.

— Я буду копать землю, а вы ее просеивайте, — предложил он.

— Хорошо.

Нина работала с увлечением. Они тщательно исследовали каждый клочок земли, и когда ей попадался камешек, она так долго его рассматривала, словно ее взгляд мог превратить его в еще одну монету.

Они были настолько поглощены своим делом, что забыли о времени и не обращали внимания на удушающий зной. Вдруг близкий удар грома обрушился на них, как гигантский зверь, обнаруживший их на пороге своей пещеры.

— Начинается! — тревожно произнесла Нина, — Смотрите!

На северо-востоке почти все небо заволокло аспидными тучами. Они были такими темными, что их отсвет изменил все кругом: почернела земля, почернело море и даже солнечные лучи, падавшие им на лица, казались черными. Море заволновалось, словно от каких-то гигантских толчков, и молния расколола черный день ослепительнобелой полосой.