Джеймс Олдридж - Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра

— А кто же это делает? — спросил Руперт.

— Десяток смешанных комиссий в Лондоне.

— Но вы же эксперт по вопросам импорта нефти!

Профессор снова воздел свои пухлые руки.

— Никакой эксперт тут не поможет. Никто не потрудится даже спросить меня. Однако сколько нефти русские хотят вывезти в Англию? Наверно, не очень много…

— Около трех миллионов тонн.

Профессор пожал плечами.

— Капля в море. Так что дело, как видно, не в количестве, правда?

— А в чем же? — крикнул Руперт.

— Вам известно, как обстоят в мире дела с нефтью?

— Очень мало.

— Но вы, я надеюсь, слыхали, что все великие державы, за исключением Китая, контролируют огромные запасы нефти: Америка, Россия, Англия, Франция, а также Голландия. Потребление нефти, — продолжал де Кок, — показатель экономического могущества страны. Это, надеюсь, вам ясно?

— По-моему, всем это ясно, профессор. Впрочем, не только потребление нефти, но и мощь торгового флота. Однако к чему вы клоните?

Руперт явно заинтересовал де Кока.

— Вы знаете, какая страна лет через восемь будет самым крупным добытчиком нефти?

— Вез сомнения, Россия. И вы не хотите, чтобы русские совали нос на западные рынки?

— Вот именно. Вы отлично все поняли.

— Разрешите задать вам нескромный вопрос? — обратился к нему Руперт.

— Не сомневаюсь, что вы его зададите.

— Может ли политика в области нефти осуществляться отдельно от той, другой политики?

— Не всегда. Часто они взаимозависимы.

— Вот-вот. Вам в решении вопросов, связанных с импортом, вероятно, часто приходится идти на серьезные уступки, продиктованные международной обстановкой?

— Беспрестанно, — признался де Кок. — Политическое положение в странах с нефтяными месторождениями всегда влияет на нашу политику.

— Но английские судостроительные и судоходные компании, как вы знаете, профессор, тоже проводят свою политику. Их тоже нельзя сбрасывать со счетов.

Профессор слегка приподнял брови.

— В наши дни судостроение повсюду приходит в упадок. Между компаниями идет жестокая конкуренция, — продолжал Руперт. — А так как в других странах судостроительные фирмы получают более крупные правительственные субсидии, нам трудно с ними тягаться. Поэтому, если нам удастся получить такой крупный заказ, какой сулят русские, от него вряд ли стоит отказываться, не правда ли?

— Да. Но судостроители должны сами заботиться о себе, — возразил профессор. — Нефтяные компании и так самые крупные ваши заказчики на суда и на фрахт…

— Это я знаю.

— …следовательно, не много ли вы требуете, мистер Ройс, добиваясь от нас разрешения на то, чтобы мы открыли русским запретный вход в наше нефтяное святая святых только потому, что вы хотите строить суда для русских?

Метафора насчет „святая святых“ показалась мне чересчур пышной, но смысл ее во всяком случае был ясен.

— И все же, — настаивал Руперт, — где-то должно быть найдено равновесие между тем, что выгодно вам, и тем, что выгодно нам, тем, что вредно вам и вред;~> нам…

Тут я заметил, с каким удовлетворением Фредди потягивает свою трубку.

— Вы, пожалуй, правы, — признал профессор. — Вы нащупали главное, вокруг чего вертятся все проблемы международной торговли. Вот для этого у нас и существуют правительства: они должны отстаивать наши торговые интересы.

— В таком случае, — поспешно вставил Руперт, — будете ли возражать вы или нефтяные компании, если мы ввезем русскую нефть?

— Ну как, Фредди? Что мне ответить вашему кузену?

Фредди засмеялся:

— Понятия не имею, профессор. По-моему, он загнал вас в угол.

— Что ж, попробуем решить этот вопрос при помощи логики.

— Логики? — переспросил Руперт.

— Да, логики. В нынешнее время ввоз Англией русской нефти противоречит всякой логике. Вот и весь сказ.

— Таков и будет ваш совет?

— Я не даю никаких советов. Наверху у меня их не спрашивают, мистер Ройс. Поговорите с вашими политическими деятелями. Ну, например, с Грешэмом-Брауни или с сэром Перегрином Бендиго из Атлантического комитета. Пусть этим вопросом займутся они. Повидайтесь с сэром Бендиго. Вот он — нужный вам человек, единственный нужный вам человек, дорогие друзья.

В машине Фредди откинулся на сиденье и с облегчением вздохнул.

— Ох, уж эти нефтяники! — недовольно воскликнул он. — Они себя ведут, как люди с чертовски запятнанной совестью, которые боятся, что их выведут на чистую воду.

— У профессора я этого, пожалуй, не заметил, — не согласился Руперт. — Я даже не понял, на чем мы с ним расстались.

— На его обещании хранить нейтралитет, — сказал Фредди.

— А что мне это даст?

— Это уже неплохо. Он ведь мог вас с ходу раздолбать. А теперь, по крайней мере, не будет вмешиваться, если вы пойдете к нашим политикам. Нет, вы добились гораздо большего, чем думаете.

— У меня нет такого ощущения. Неужели все ваши деловые переговоры кончаются так же неопределенно, как эти?

— Важны оттенки, Руперт. Только в контрактах уточняется каждая буква. По-настоящему же большие дела чаще всего не заносятся на бумагу. Вы держались отлично.

— Все, по-моему, знают великого Бендиго, — сказал Руперт. — Но кто такой Грешэм-Брауни?

— Рождественский пудинг, в котором даже не запечена монетка, — объяснил Фредди. — Плевать нам на него. Найдем кого-нибудь получше этого маразматика.

Машина остановилась у подъезда гостиницы, но Фредди продолжал спокойно сидеть. Шофер-голландец вылез, обежал машину и, сняв фуражку, открыл Фредди дверцу. Да и в подъезде, едва мы подошли, двери перед нами распахнулись как по волшебству.

Меня злила четкая работа лакейского механизма, обслуживавшего Фредди. И я был удивлен, когда, обедая с ним и еще четырьмя голландцами, заметил, что Руперт относится к этому совершенно иначе.

— Странная вещь, — произнес Руперт в тот блаженный час, когда обед уже съеден, жизнь кажется прекрасной и на сердце царит покой, — со мной это редко случается, но сегодня я снова почувствовал себя настоящим Ройсом.

— Вас на это настроил Фредди с его „сезам, откройся“?

— Не только Фредди. Вообще все, что я сегодня видел. Я начинаю их понимать, — сказал он. — Они превосходно правят миром с минимальной затратой сил…

— И перебрасывают недра целых континентов из одного полушария в другой, никого не спросив, — ядовито добавил я.

В войне между Рупертом и Лиллом, как это бывает и в настоящих войнах, наступило затишье. Какое-то время даже казалось, что схватку выиграл Руперт — так открыто пренебрегал он всеми наложенными на него запретами.

Но тут произошло событие, которое снова обострило конфликт, подведя под него реальную почву, чего раньше недоставало.