Джеймс Коззенс - Почетный караул

Полковник Росс поехал к себе, решив, что вполне может командовать гарнизоном и из своего кабинета — ему нужно было закончить кое-какие дела; но работа не ладилась. Его вдруг охватило уныние, почему-то стало казаться, что сегодня все пойдет наперекосяк. И все худшее, что может случиться, сегодня непременно произойдет. Он решил не поддаваться этому настроению и попытался заглушить тяжелые мысли трезвыми доводами рассудка, впрочем, не слишком успешно — уже через полчаса он не удержался и позвонил на командный пункт базы.

Ему ответили, что генерал улетел на П-47. Он два раза выходил на связь, второй раз минут пять назад.

Как ни успокаивал себя полковник Росс, в душе у него по-прежнему сидела какая-то заноза; воображение разыгралось, и он видел с отчетливой ясностью — точно в очень ярком и правдоподобном сновидении, — что происходит сейчас в воздухе над аэродромом: гул самолета звучит все глуше и глуше, Нюд поднимается все выше и выше в небо на своем П-47, на котором он и летал-то всего, может, раз или два. Вот он уже на высоте нескольких миль, машина с трудом держится в разреженном воздухе, земля внизу исчезла в туманной дымке. На нем кислородная маска, губы мокры от чистого кислорода, глаза от напряжения вылезают из орбит; он внимательно следит за стрелками приборов; сейчас он оторван от всего мира, и никто не может ему помочь; таким одиноким человек бывает лишь перед лицом смерти. А сегодня Нюд далеко не в лучшей форме.

В разговор вмешался дежурный офицер:

— Полковник Росс? Вас разыскивал полковник Моубри, минут двадцать назад. Ему сказали, что вы поехали на базу вместе с генералом Билом. Мы пытались вас разыскать. У полковника к вам срочное дело. Не могли бы вы позвонить ему в штаб?

Штабные здания образовывали замкнутый прямоугольник; во всех помещениях были установлены кондиционеры, поэтому даже в час дня, когда на улице жара доходила до 93 градусов [7] 34 градуса по Цельсию. , в комнате без окон, где размещался зал для совещаний, царила приятная прохлада. Поверхность длинного дубового стола, более широкого на одном конце, равномерно освещалась лампами дневного света. Стены комнаты были задрапированы красной тканью, которая тяжелыми складками спускалась от потолка к полу и закрывала фронтовые карты и таблицы с секретными данными.

Полковник Росс собирался пойти перекусить, когда передали просьбу полковника Моубри, поэтому он попросил сержанта Брукса принести ему пинту молока и пару бутербродов прямо в зал для совещаний. Когда завтракаешь в половине седьмого, к часу дня уже здорово хочется есть, а полковник Росс знал, что от голода он становится раздражительным. Он посасывал через соломинку молоко из картонного пакета, заедал бутербродами и слушал разглагольствования полковника Моубри.

А Моубри без конца повторял одно и то же. Ему хочется, говорил он, распутать это дело. История скверная и темная, кто-то должен за это ответить и понести соответствующее наказание. Рядом с Россом сидел полковник Култард из отдела нестандартных проектов; вид у него был озабоченный — вне всякого сомнения, эта история и ему казалась скверной. Он пришел со своим адъютантом, капитаном Соломоном, с лица которого не сходила нервная улыбка. Тут же, чуть подальше, расположились майор Уитни и лейтенант Эдселл из секции донесений, а напротив них — капитан Коллинз, начальник отдела связей с общественными организациями, и его подчиненный, лейтенант Филлипс. Рядом сидели майор Сирс и лейтенант военной полиции по фамилии Кашкин. Ботвиник с блокнотом в руках устроился рядом с полковником Моубри. В дополнение к прочим многочисленным талантам Ботвиника он прекрасно владел стенографией. По другую сторону стола от полковника Моубри сидел майор Блейк, заместитель начальника отдела личного состава. Короче говоря, народу набралось больше, чем нужно. Видимо, как всегда не подумав, полковник Моубри вызвал всех, кто, по его мнению, мог пролить свет на эти события. Результат оказался самым плачевным: они мало что смогли сообщить, а при этом узнали явно больше, чем следовало.

Повторив общие вводные замечания два, а может быть, три или даже четыре раза (полковник Росс был уверен, что, пока его не было, полковник Моубри не сидел молча), Моубри перешел к делу.

— Теперь, я надеюсь, вам понятно, — сказал он, — что положение очень серьезное. Я пока не знаю, кто тут виноват. Пусть каждый расскажет все, что знает. Кто из вас может начать с самого начала? Необходимо проследить каждый шаг этого Джеймса с той минуты, как он появился на КПП и получил пропуск на территорию части, вплоть до того момента, когда он исчез.

Ответил полковнику Моубри майор Блейк; у майора было ухоженное, сытое лицо, хотя сейчас он, скорее всего, был так же голоден, как и полковник Росс; он прикоснулся пальцем к кончикам усов, казавшихся нафабренными, настолько аккуратно они были подстрижены, и с важным видом произнес:

— Я думаю, всем понятно, что военная полиция здесь ни при чем. Как бы там ни было, мы об этом понятия не имели. Конечно, полковник Джобсон объяснил, зачем он едет в Вашингтон, так что я понял, что какая-то заварушка ожидается, и в общем даже представлял, какая именно. То есть я знал, что у нас объявился этот ниггер, но мне сказали, что ему никто не даст допуск; и уж, разумеется, я понятия не имею, каким образом он попал в учебный класс отдела личного состава.

— Что ж, мы как раз для того здесь и собрались, чтобы это выяснить, — сказал полковник Моубри. — И ты, пожалуйста, не уходи, пока мы не кончим, Эван.

— Мне кажется, я бы мог начать, как вы выразились, с самого начала, сэр, — сказал капитан Коллинз.

Полковник Росс знал, что до войны капитан Коллинз работал редактором спортивного отдела газеты в каком-то крупном городе — он, правда, не мог припомнить, в каком именно. Хотя Коллинзу было уже за тридцать и он носил очки, несколько пополнел и оплыл, чувствовалось, что в прошлом он сам серьезно занимался спортом — возможно, играл в футбол за какой-нибудь крупный университет, а на этом порой можно было сделать карьеру. И для этого требовались не только сила и скорость, как в большинстве колледжей в восточных штатах, где футбол все еще оставался любительским спортом, но и быстрый ум, во всяком случае в защите. Добродушное, с правильными чертами лицо капитана Коллинза дышало спокойствием и непоколебимой уверенностью в себе; такая уверенность обычно вырабатывается еще в юности у молодых людей крупного телосложения, способных без труда нокаутировать любого из сверстников. Такие юноши могут позволить себе не кипятиться и не кидаться по пустякам защищать свою честь, да и мало найдется желающих их обидеть.