Збигнев Ментцель - Все языки мира

Однажды я нашел дома старый учебник машинописи и решил, что буду поочередно выполнять помещенные там упражнения, пока не научусь печатать всеми десятью пальцами, как мама.

«Агентство ТАСС передает интересные сообщения» — выстукивал я на машинке марки «Рейнметалл» и, согласно рекомендациям авторов учебника, повторял упражнение три раза:

Агентство ТАСС передает интересные сообщения

Агентство ТАСС передает интересные сообщения

Агентство ТАСС передает интересные сообщения

Наш великий труд не пропал втуне

Наш великий труд не пропал втуне

Наш великий труд не пропал втуне

На территории люблинского воеводства успешно выращивают хмель

На территории люблинского воеводства успешно выращивают хмель

На территории люблинского воеводства успешно выращивают хмель

Когда я проделал примерно половину упражнений, с машинкой случилось что-то неладное. Время от времени, стоило мне ударить по наиболее часто повторяющейся гласной «а», раздавался глухой неприятный звук, какой обычно издает вышедшая из строя клавиша. Каретка не передвигалась автоматически, и — чтобы следующая буква не попала на то же место — ее приходилось слегка подталкивать.

Вскоре потом начал барахлить механизм перемотки ленты, а сама лента, которую по причине нестандартной ширины (четырнадцать миллиметров) не удавалось заменить лентой из тех, что продавались в канцелярских магазинах, истрепалась до дыр и вечно цеплялась за рычажок, пачкая бумагу.

Когда мать почти потеряла надежду на то, что я — удачный ребенок — единственный из всей нашей семьи далеко пойду, машинке потребовался срочный капитальный ремонт, однако решение, в какую из мастерских на Вильчей ее отвезти, из-за отсутствия денег откладывалось из месяца в месяц.

Пользуясь машинкой каждый день, я пытался заранее угадать момент, когда в ней что-нибудь выйдет из повиновения, но, несмотря на все мои старания, устранение неполадок, мытье рук и исправление ошибок занимало по меньшей мере половину отведенного на работу времени.

После множества неудачных попыток написать сборник рассказов под названием «Нечистоты», театральную пьесу «Перемена времени» и цикл эссе о современной польской прозе (рабочее название «Якобы косвенная речь») я приступил к работе над очередной книгой.

Заглавие у меня уже было: «Репетитор». Сюжет в общих чертах тоже обрисовался: начинающий писатель, не имея средств к существованию, учит иностранцев польскому языку, попутно объясняя им на забавных примерах, чем жизнь в управляемой коммунистами Польше отличается от жизни в других, нормальных странах.

Идея была весьма недурна, но и тут у меня ничего не вышло. Однако названием «Репетитор» я так гордился, что даже перевел его на несколько языков. Больше всего мне понравилось немецкое «Der Einpauker»!

Я вставлял в машинку бумагу, поджимал разболтавшиеся детали, мыл руки, выстукивал одну фразу, отцеплял зацепившуюся за рычажок ленту, мыл руки, печатал вторую фразу, передвигая валик вручную, если застревала клавиша с буквой «а», и когда что-нибудь невесть в который раз заедало, снимал катушки, после чего долго разглядывал на свет поблекшую черную ленту, словно по следам сотен тысяч букв, накопившихся за долгие годы, пытался наворожить себе лучшее будущее.

Смеркалось. В столовой за стеной мать накрывала к ужину стол, а отец ловил «Свободную Европу» и, измученный адским шумом глушилок, вертел во все стороны приемник марки «Татры», заклиная ферритовую антенну поймать самую важную передачу дня «Факты, события, мнения».

— Я все предвидел, все предвидел… — поминутно повторял он, пока его любимый диктор Юзеф Птачек низким загробным голосом зачитывал последние известия.

— О да… — саркастически замечала мать. — Ты у нас ясновидящий. Жаль только, не предвидел, сколько будешь зарабатывать. Жаль, что не предупредил меня до того, как я за тебя вышла. Жаль, что не…

Отец крутил регулятор настройки, пуская радио на полную громкость, и последние слова матери заглушал голос Юзефа Птачека, заглушаемый глушилками. Я колотил кулаком по стене и кричал:

— Тише! Я не могу работать! Тише! Тише!

После ужина я спешил уйти из дома. На мои многочисленные, как правило кратковременные, знакомства с женщинами родители отзывались красноречивым молчанием, и только последний, довольно долгий роман с бывшей студенткой теологии, которая, бросив учебу, работала фотомоделью, позируя для снимков в настенных календарях, был встречен бурным протестом.

— Долго ты еще намерен путаться с этой шлюхой? — спрашивала мать и, не дожидаясь ответа, заводила свое: мол, дом для меня не дом, а гостиница или камера хранения багажа, за которую вдобавок я не плачу ни гроша.

— Ты отлично знаешь, что не в деньгах дело, — обижалась она, когда я предлагал давать ей каждый месяц определенную сумму. — Ты отлично знаешь, что меня волнует исключительно твое будущее. Тебе тридцать лет! Сколько еще времени ты собираешься тратить впустую?!

С фотомоделью, высокой, остриженной чуть ли не наголо девушкой, мы встречались каждый вечер в ее однокомнатной квартирке на Старом Мясте. Домой я возвращался поздно ночью и, хотя старался входить бесшумно, достаточно было повернуть в замке ключ, как у матери в комнате немедленно зажигался свет.

Живя под одной крышей, мы всё больше друг от друга уставали, но о том, чтобы разменять квартиру на две поменьше, отец не желал и слышать.

— Старые деревья не пересаживают, — повторял он в ответ на уговоры матери, которая мечтала еще об одном, последнем в жизни переезде и, в надежде, что вдруг подвернется потрясающий обмен, каждый день изучала объявления в газетах.

Я прекрасно помню тот вечер, когда мать ворвалась в мою комнату с таким сияющим лицом, будто минуту назад ей объявили Благую Весть. В торжествующе воздетой вверх руке она держала «Жице Варшавы».

— Читай! — она сунула мне под нос газету. На странице с мелкими объявлениями, в рубрике «Квартиры» одно из объявлений было обведено красным карандашом.

Комнату с кухней, 24 метра, на Старом Жолибоже продаю срочно. Тишина, зелень, телефон. Без посредников. 33-37-23.

Я пожал плечами. Старый Жолибож издавна считался в Варшаве районом с самыми дорогими квартирами.

— Меня сразу как ударило… — голос у матери тоже был торжествующий, — сразу, как только увидела это объявление. Телефон был беспрерывно занят, но в конце концов я дозвонилась. Знаешь, сколько времени я разговаривала с хозяином? Полчаса. Какой-то инженер, представь себе, очень культурный человек. А теперь угадай, на какой улице эта квартира. Не угадаешь. Скажу сразу. На Семирадского! Понимаешь?! На улице Генрика Семирадского !