Мара Будовская - Вечер в Муристане

Вот интересно, понравилось бы это их Христу?

И что это за истинные христиане, которые отказывают в праве на святыни братьям во Христе?

И какое все это имеет к нему отношение?

Я остался у Бумчика ночевать. Только ночевать он не спешил. Он накрыл на стол, вынул из буфета бутылку водки и советского вида стопарики и принялся меня спаивать. Правда, напился он первый. И тут его понесло.

— Зря они, Мишка, суетятся. Нету там никакой гробницы Христа. И не потому, что императрица Елена получила недостоверные сведения. А потому, что Иисус вообще не умирал. Ну, то есть не умирал в ноль–ноль–тридцать–третьем году. Или там, в ноль–ноль–двадцать–девятом. И на небо он улетел на летающей тарелке. Ну, может, на самолете его Ангелы унесли. Между прочим, в Индии имеются свидетельства, что Иисус после распятия поселился там и дожил до самой старости.

— Бумчик, — говорю, — Ты, по–моему, совсем напился.

И тут я понял, о чем же роман «Мастер и Маргарита». Я понял, где его квинтэссенция, в какой фразе. Когда Иван в лечебнице рассказывает Мастеру со слов Воланда о Понтии Пилате, Мастер произносит: «О, как я угадал! О, как я все угадал!» . А потом я понял, что многие это поняли еще до меня. Но это неважно.

Ни Евангелия, ни апокрифы, ни легенды не донесли до нас правды о тех событиях. Даже теория Бумчика кажется более правдоподобной, чем христианский канон.

Уже утро. Мы с Бумчиком из новостей узнали, что после того, как мы ушли вчера от Западной Стены, там были беспорядки. Тысячи арабов ворвались в полицейский участок, сожгли его и принялись кидать камни в молящихся евреев. Полиция открыла огонь. В результате убит 21 араб, ранено 26 евреев.

Комиссия по безопасности ООН осудила Израиль. А что полиция, интересно, должна была делать — смотреть, улыбаясь, как бьют наших? В любых столкновениях толпы с полицией больше погибнет толпы, чем полиции. Англию почему–то не осуждают, когда она дает по башке ИРА, а Испанию — за то, что она дает по башке баскам. А нас–то за что, спрашивается?

Мы с Полотовым и Кокбекаевой переехали на новую квартиру. Мебель, холодильник и плита у нас хозяйские. Бабарива сшила занавески. Дедамоня принес свой старый радиоприемник. Сонькины родители — чугунный казан и текинский ковер. Полотовы — набор эмалированных кастрюль. Мама с папой — пылесос. Ломброзо подарил телевизор. Изабелла Евсеевна прислала сумку–холодильник, набитую разной снедью. Бумчик притащил бутылку водки. Натик привел свою подружку — скрипачку. Она принялась было что–то исполнять, но пришли соседи и сказали, что не стоит начинать наше проживание в их доме с такого шума. Потом явились другие соседи, принесли торт и вежливо поинтересовались, кто из нас скрипач. Узнав, что скрипач не из жильцов, а из гостей, просияли и удалились.

«Счастлив дом, где пенье скрипки наставляет нас на путь…»

Наша квартира находится возле Синематеки, на улице Кирьят — Асефер, а офис Ломброзо — на улице Темкина, минутах в восьми ходьбы. В те дни, когда занятия начинаются с девяти, я еду в университет с Вадькой, а если утром есть время поработать, иду на работу с Сонькой.

Между ними (Вадиком и Соней) проскакивают какие–то искры и флюиды. Мне это неприятно. Я не имею видов на Соньку, но мне противно быть третьим лишним.

Психиатр, читая мой дневник, наверное, спросит себя, а почему молодой здоровый парень ничего не пишет о девчонках, дискотеках, перепихонах?

Я бы, наверное, пустился бы во все тяжкие, если бы не Тая. Мне нравится хранить ей верность. Хотя я и понимаю, что она ко мне не приедет, и я, скорее всего, не увижу больше ни ее, ни дочь.

Дома скандал. Полотовы против Кокбекаевых. Мадам Полотова орет:

— Не затем я везла своего сына в Израиль, чтобы он на казашке женился! Кокбекаева отвечает, что она сама еврейка, дочь ее еврейка, и даже Шимшон, хоть и казах. А вот сынок Полотов непонятно в кого голубоглазый блондин. Папа — Полотов, голубоглазый блондин, и папа-Кокбекаев, природный казах, растаскивают жен по углам ринга. Шимшон Кокбекаев что–то бурчит про плавильный котел. Полотов бубнит, что в Ашдоде один его знакомый женился на московской прописке. Мне нет места на этом празднике жизни. Я иду в контору поработать.

Заставку, которую я сделал на пробу, действительно запустили в производство. То есть, не заставку, конечно, а сценарий по ней. Это мультсериал, и рисую его я. Аванс меня впечатлил. Только, думаю, Ломброзо получит за это в несколько раз больше. Но он — босс, а я — бедный студент.

Прихожу я на работу, в конторе никого нет. Включаю компьютер, открываю окно. Вообще–то, этого делать нельзя. Когда я открыл окно впервые, ко мне тут же прибежал снизу охранник. Но я не могу дышать несвежим воздухом из кондиционера. Я просто задыхаюсь. И мне плевать, если на улице жарко. Главное, чтобы воздух содержал кислород. Короче, я поработал над датчиком, и он больше не посылает на пульт охраны своих идиотских сигналов.

Окно в доме напротив тоже распахнуто. Это окно кухни. Ее обитательница, молодая хорошенькая женщина, все время что–то готовит. Запахи ее стряпни сводят меня с ума. Я, конечно, не голодаю, но таких запахов моя еда не источает. Я несколько раз видел эту девушку у нас в здании, она разносит по офисам обеды в алюминиевых судках. Цурило заказывает у нее то печеную форель, то лазанью, то тушеную куриную печень с пюре из батата. Цурило делает заказ всегда в десять часов, орет на весь офис, Иначе, откуда мне знать, что там у него на обед? Я в обеденное время обычно в университете.

Я сижу, рисую свой мультик, поглядываю на свою соседку, на ее высящиеся крышками над подоконником кастрюли, на ее торчащую над кастрюлями грудь, на ее черные блестящие волосы, на ее лицо и руки, и мультик рисуется сам собой.

Мой мультсериал — это трехминутные истории. Герои абстрактные — не то пуговицы, не то ягоды, но мужчины. Три друга. Сериал об их приключениях. По ходу текущей серии одному из них должен был присниться эротический сон. Я этот сон решил выполнить в своей (пока корявой) технике виртуального игольчатого экрана. Это выглядит, как художественная черно–белая съемка при очень резком свете, почти без полутеней. Но девушка получилась настоящей — из окна напротив.

Если я забуду тебя, Тая, нехай отсохнет моя десница. А она отсохнет, если я буду пользоваться ею так же интенсивно, как сегодня.

Интересно, а Пигмалион дрочил на Галатею?

Вчера мои компаньоны по квартире серьезно обсуждали, какую им после женитьбы взять общую фамилию. На букву «п». Нормальную, ивритскую фамилию. Например, Пеэри или там — Пирхи. Долго спорили, потом оставили фамилию Полотов, хоть в ней и звучит исконная жалоба.