Сергей Минутин - Странник и Шалопай

Гитлеру становится известно, что Канарис через Швейцарию и Испанию засылает в США под видом беженцев от нацистского террора евреев. Эта операция имела кодовое наименование «Семеро чёрных», но название операции не спасло Канариса от гнева фюрера:

— Обуглить всех евреев, — орал фюрер на Канариса.

— Мой фюрер, обуглить просто, но кто их заменит, по крайней мере, некоторых из них, особенно тех, кто присоединился к банковской группе НСБФБ, принадлежащей нацистской, нашей, партии? — посмел возразить Канарис.

При словах банк и партия фюрер смягчился.

Ладно, Канарис, под твою ответственность, — подвёл итог беседы фюрер.

Канарис вышел из ставки, мучимый вопросами: «Кто настучал? Как узнали? Кто из «его» евреев стоит на пути у тех, кто настучал, или хуже работает на СС или СД? Наверное, это люди СД Гиммлера — Гейдриха».

Он сел в машину, не переставая думать: «интересный народ эти евреи» Для развития промышленности, производства Германии абсолютно не пригодны, но для изъятия всех видов ресурсов, особенно финансовых, лучше их никого не сыскать. Первая нация на пути к мировому хаосу. Не было бы их, не было бы и фюрера — этого радетеля за дисциплину, порядок и «правое» дело. Он созидает из того, что они накопили.

В принципе, пошёл обратный процесс изъятия ресурсов, но теперь у них в пользу немцев, пусть и с целью создания самой мощной военной машины. Когда мы её создадим, евреи, конечно, опять «умыкнут» все ресурсы, опять всё обратят в хаос, но это опять родит нового «фюрера», и опять возрождение и «Хайль Гитлер».

Я разведчик, мне важен процесс и мой Gewerkschaft, а для этого дела лучших агентов, чем космополиты — евреи, не сыскать.

А в это время один из засланных в США евреев пил в американском баре виски на брудершафт с немцами за победу в войне, мир на земле, за красивых женщин и так далее. И еврей, и немцы были в это время очень далеки и от хаоса, и от порядка, им было просто хорошо, всем по–своему, но хорошо всем.

Однажды весною, пережидая очередную немецкую бомбёжку в специальном бункере Скотланд Ярда, два агента СИС вели вялый разговор.

Один из них, одетый в военную форму, был невысокого роста, упитан, до образования солидного живота, и почти лыс. Другой, наоборот, плечистый, здоровенный красавец, с трудно определяемой национальной принадлежностью, был в дорогом костюме и тростью с тяжёлым серебряным набалдашником.

Первый возглавлял аналитический отдел СИС, работал на Правительство, носил имя Чарльз и фамилию Соммер.

Второго все знали как мистера Бонда, Джеймса Бонда. На кого он работал, толком не знал никто, но, по крайней мере, в СИС считали, что на них. Он мог выполнить любое задание. Какое–то чудо его хранило от пуль, а кроме них, ему больше ничего не угрожало. Его иногда арестовывали в какой–нибудь стране, но всегда быстро отпускали, не переставая извиняться при этом.

— Джеймс, эти дикие «строители» нового порядка и стражи дисциплины безнаказанно развалили уже половину Лондона. Если дело пойдёт так и дальше, они могут решить, что к нам можно добраться вплавь, в одном нижнем белье.

— Чарльз, я знаком с их самым верхним руководством и скажу тебе, что весь их порядок держится на бартерных операциях и неограниченном печатании рейхмарок.

Если мы обрубим им международные бартерные операции, особенно с нефтью, то их рейхмарки станут бумагой, а главное, тогда они действительно смогут к нам добраться только вплавь и только в нижнем белье.

— Джеймс, возможно, ты и прав, но есть одно но, которое мы не в состоянии перешагнуть. Их кукловодов, где и у меня есть друзья, положение вещей устраивает.

Они считают, что в России они выиграли, и теперь остаётся только взять её, как женщину. Они не понимают, что уже потеряли и Германию. Они не понимают, что и Сталин, и Гитлер перестали быть куклами, посаженными на трон. Эти вожди правят уже не по их, а по своим правилам. Но, Джеймс, плохо другое. У них нет родословной, приличной родословной. С ними невозможно договариваться, на них невозможно влиять. И у нас, в Лондоне, и у них, в Берлине полным — полно лиц «голубых кровей», связанных родственными узами со всеми странами мира. Но кто они сегодня для вождей, фюреров и прочей «приблуды». Кроме того, фюреры создают и себе подобное окружение, которое вырывает из наших рук и нефть, и золото, так что с бартером тоже проблемы. Скоро мы получим международную террористическую организацию, состоящую сплошь из таких вот фюреров и вождей.

— Да, Чарльз, это стало какой–то напастью. Раньше только с русскими были хлопоты, Рюриковичи их не устроили, отыскали Романовых, потом большевиков, а теперь пошла цепная реакция: Италия, Испания, Германия. Хорошо ещё в Америке мы сумели утвердить во власти несколько кланов с приличной родословной, ещё той, почти до нашей эры.

— Ты прав, Джеймс, «рулить» лезут все, кому не лень, но немцы ещё и бомбят, надо что–то делать.

— Чарльз, не придавай значения.

— Крестоносцев фюрер устраивает, они и без него всегда стремились «надрать задницу соседям», даже если их родственник сидел на вражеском престоле. Вся история Европы — выяснение отношений между родственниками. А тут такой случай, чужак, очень похожий на своего, начал всех «возить мордой по батарее», как не позабавиться. Надо, чтобы они опять в России увязли, как и в I Мировую. Помнишь, как внучёк Николаша бесился, когда его немецкая родня «хватала его за яйца».

— Джеймс, ты думаешь, не надо вмешиваться? Пусть вожди «дружат» между собой.

— Чарльз, а какая разница, бабуля «трахает» внучка, или фюрер вождя. Два вождя, два фюрера, за каждым полные энтузиазма молекулы, пусть опят грызут друг друга до «последней капли крови», как говорят у русских. Они великие, а мы стали такие маленькие.

— Почему бы и нет, Джеймс.

Старинный двухэтажный дом кремового цвета помещался на малом садовом кольце в глубине чахлого сада. К дому была приписана какая — то общественная организация, которая со сменой всякой очередной власти меняла первое слово в своём названии: скаутская, кадетская, октябристская, пионерская. Наконец, уже в наши дни, было решено оставить неизменным только слово «детская», остальные менять, и опять пошло: сироты, беспризорники, инвалиды.

Эту самую «детскую» работу по смене вывесок вели три злющих увядающих, но по–прежнему красивых, старушки. А непосредственно приём ходоков осуществляли тоже три, но шикарных молодых женщины. После общения с ними мужчины уходили с надеждой, что ещё не всё потеряно в решении детского вопроса, а женщины с мыслью, что надо рожать.