Джон Квирк - Победители без лавров

За неделю до рождения третьего ребенка Пит напился в притоне Билли Грина в Шони и злобно бормотал в стакан с виски:

— Мочи мне с тобой нет. Убью я тебя!

Стив Дворак спросил с любопытством:

— О чем это ты?

— Не твое собачье дело.

Пит отправился в Фрогсберг и явился в приют.

— Вы сказали, что возьмете ребенка, когда ему исполнится три года, — заявил он директору. — Ну, так берите его.

Директор вежливо объяснил, что приют слишком мал и не может вместить всех желающих: тысячи несчастных детей ожидают приема. Не хватает сестер, врачей, коек, Теодор Данковский стоит на очереди, но надо еще подождать, пока не будет увеличено число мест.

Пит возмутился:

— Я записался больше двух лет назад. Сколько людей вы пропустили без очереди? К кому я должен обратиться, чтобы попасть к вам?

Директор молча пожал плечами.

— Кто к вам пролез по знакомству? Как им это удается?

— Не знаю, о каком знакомстве вы говорите, — сказал директор без тени улыбки на лице. — У нас существует приемная комиссия. Вы состоите на очереди. Больше ничего я вам, Данковский, сообщить не могу. Когда освободится место для вашего мальчика, мы известим вас.

— У вас тут есть полаки?

— Не понимаю.

— Нет, понимаете, черт побери! Католики у вас тут есть?

— Еще раз говорю: когда будет место, мы известим вас. По почте.

Пит молчал до тех пор, пока Эллен не разрешилась второй дочкой, а когда она очнулась от наркоза, спросил небрежно:

— Какое женское имя лучше всего подходит к фамилии Бэттл?

Эллен с недоумением посмотрела на него.

— Ты глядишь на Питера Бэттла, Эллен Бэттл.

Эллен ничего не поняла, но доктор Блэк понял.

— Ты это сделал Пит?

— Да. В Фрогсбергском суде.

— И зря!

— А почему зря, доктор Ковальский?

— Потому, что ты потом пожалеешь, как я. Главное, что мы оба предали свой народ. А ведь могли бы многое сделать, оставаясь полаками. Например, заставить здешних людей переменить мнение о поляках. В том-то и беда, что как раз лучшие представители малых народов слишком часто становятся отступниками.

— Что бы вы ни говорили, доктор Ковальский, меня это не трогает.

— Может, кто-нибудь все же объяснит, в чем дело? — вяло, сонно спросила Эллен.

— Пит переменил фамилию.

— На Бэттла? Зачем?

— А что плохого в этой фамилии?

— В Данковском тоже нет ничего плохого. Я согласна с доктором. Не следует стыдиться, что ты тот, кто есть.

— Кто есть! Послушала бы ты, как ты это сказала! А ведь лучше быть полаком, чем нищим ирландцем!

— Сейчас не время ссориться, — вмешался доктор Блэк.

— Я ведь не для себя старался, а для ребенка, — сказал Пит. — Думал, у нас будет мальчик. И когда он стал бы футболистом, эта фамилия ему больше бы подошла. И репортерам легче запомнить Бэттла.

— Бедный самоотверженный Пит Бэттл! — сказал доктор. — Вечно печется о других, а не о себе.

— Я вас, кажется, не спрашивал, доктор Ковальский.

█

Пит Бэттл с одинаковым хладнокровием переносил и насмешки своих товарищей-шахтеров и отцовский гнев. Теперь у него была цель и мнение других уже не имело значения. Он видел себя уже не Питом Данковским из Суит-Уотера, а Питом Бэттлом из Акрона, штат Огайо. Правда, не совсем еще из Акрона: туда он уедет, как только скопит триста долларов. Триста долларов.

Скопив двенадцать долларов, он поехал на пароме на другой берег Канавы, чтобы отпраздновать это событие в кабаке Билли Грина, который теперь уже открыто торговал спиртными напитками, несмотря на существовавший в Западной Виргинии сухой закон. После этого празднования из двенадцати долларов у него осталось всего три, так как он три раза угощал незнакомую компанию, которая сразу же признала его Питом Бэттлом.

Триста долларов — большие деньги. Как их накопить, если ты получаешь всего сто в месяц? Все же он решил попробовать. К октябрю 1917 года в сейфе Винсента Карстайрса хранилось сто двенадцать его долларов, и Пит впал в угрюмое отчаяние. Двенадцатого октября он поставил свое кайло и сказал Уэсли Кэлпепперу:

— А не смотаться ли нам к Билли Грину?

— Да нет, мне домой надо. Жена вот-вот родит.

— И моя тоже.

— Так как же мы можем поехать в Шони? Нам надо быть дома, хоть толку там от нас и чуть.

— Ну, ладно! А выпить у тебя есть?

— Две бутылки самогону. Могу уступить тебе одну за пятьдесят центов.

— Купонами?

Кэлпеппер пожал плечами.

— Можно и купонами. Это даже лучше. Наличные-то я спускаю, как матрос.

Когда они входили в дом Кэлпеппера, до них донесся крик Энн Кэлпеппер, готовой вот-вот разрешиться на руки матери. Уэсли бросился к двери спальни и спросил с тревогой:

— А где доктор Блэк?

Из-за двери послышался голос тещи:

— Уехал в Мэрдер-Крик. Там люди мрут от гриппа, как мухи.

— Кто у него там — родственники?

— Должно быть.

— Чем вам помочь, мамаша?

— Ничем. Главное, не мешайся. Теперь уже скоро. Таких легких родов у нее еще не было.

Энн криво улыбнулась.

— Спасибо, мама, что сказала, а то я не заметила.

— Там мрут, как мухи, а в Суит-Уотере родятся, как мухи, — сказала ее мать.

— А кто еще рожает?

— Эллен Данковская и Нора Фоли.

Уэсли повернулся и крикнул Питу:

— Беги-ка ты домой, Пит. У Эллен начались схватки.

— А где самогон?

— В кухонном шкафчике. Возьми сам. Мне некогда с тобой разговаривать. Жена вот-вот родит.

Пит разыскал бутылку, откупорил и отхлебнул большой глоток. Потом заткнул бутылку пробкой, вышел на улицу и медленно побрел к своему дому.

На крыльце сидел в качалке Казимир. Он сказал:

— У Эллен схватки, Питер.

— Вот как? — безучастно спросил Пит.

— Что это у тебя? Самогон?

Пит не ответил, но отец протянул руку, и он нехотя отдал ему бутылку. Он с тревогой следил, какими большими глотками пьет Казимир, и, не выдержав, потянулся к бутылке.

— А доктор Блэк уехал к больным, — сказал Казимир.

— Он всегда где-то шляется, когда нужен.

На крыльцо вышла передохнуть Стелла Данковская и мягко возразила:

— Время смерти легче предсказать, чем время родов. Доктор Блэк знает, когда в Мэрдере и в Сэттле умирают.

— Как она там?

— Тяжело. Кажется, опять идет спинкой.

— Так чего же ты ушла от нее, мама? — сердито спросил Пит.

— Немножко передохнуть. С ней миссис Фоли.

— Да, конечно! Осеняет крестом все углы.

Пит поднялся наверх и заглянул к жене. Она улыбнулась ему. Он спросил:

— Ну, как ты? Ничего?

— Все хорошо, Пит.

Мать вытерла пот у нее со лба.

— Помочь чем-нибудь?

— Ничего не надо, Пит, — ответила Эллен. — Только уйди куда-нибудь. Может, я вдруг закричу, а я не хочу, чтобы ты слышал, как я кричу.

Пит прошел через переднюю в спальню, где лежал его сын-идиот. Его лицо было таким же бессмысленным во сне, как и когда он бодрствовал. Пит поднял руку, точно отталкивая это страшное лицо, потом, запрокинув голову, жадно отпил из бутылки. Ему стало не по себе. Кто его знает, из чего гнали это зелье? Пит заткнул бутылку и стал смотреть на сына. Его с новой силой охватила безотчетная злоба. Он опять поднял руку — на этот раз словно собираясь ударить. Ему было бесконечно жаль себя. За что? Почему столько несчастий свалилось на человека, который заслуживал лучшей доли?