Джуд Морган - Тень скорби

— До свидания, мистер Николс. Я желаю вам добра. — «Нет, это не значит быть любимой, — думает она, — когда любовь тычут в лицо как свершившийся факт». — Вы знаете, что между нами не должно быть никакого общения.

Мистер Николс достал платок; похоже, он наконец взял себя в руки.

— Да, конечно.

Полминуты они спокойно смотрят друг на друга, потом идут каждый своей дорогой.

Ожидание слова… Шарлотта думала, что «Городок» может вычистить из нее эту старую боль, и в каком-то смысле так и случилось. Но теперь, вместо того чтобы ощущать, она вспоминает ее — очень точно, со всеми мучительными тонкостями истязания. Письма… Как о них говорил Брэнуэлл? Они содержат в себе целый мир, что-то вроде этого. И еще, возможно, целый мир печали. Шарлотта думает об этом, когда в пасторат приходит первое письмо от мистера Николса.

Она узнает почерк на конверте и ловко прячет письмо от папиных глаз, достаточно зорких, чтобы увидеть вещи, которые не хотелось бы показывать. Она долго не решается распечатать конверт. Но что это значит? Она собирается отослать его назад непрочитанным? Слишком жестоко. Представь это, представь…

Шарлотта распечатывает и читает письмо. Слог мистера Николса не поражает энергичностью или живостью, ничем не ослепляет и не очаровывает. Он пишет, чтобы сказать ей, что продолжает ее любить, чтобы извиниться за неудобства, которые, возможно, причинил ей, и чтобы опять-таки извиниться, что не может забыть ее, не может оставить надежду, хотя и переехал в другой город… Он пишет о многих вещах, сильно, искренне, без дикости. Он знает, что не должен этого делать, но не в силах себе запретить. Он прекратит, если запретит она. Еще одно письмо, и еще одно. Он надеется, что она поймет, он ничего не может с собой поделать, и в этих письмах, пусть и без ответа, есть какое-то облегчение…

Поймет? Как она может не понять этого? Интересно, есть на земле хоть один человек, который понял бы это лучше, чем она?

Она отвечает — после шестого письма, — сдержанно советуя ему больше не писать. И приходит еще одно, до такой степени наполненное радостью по поводу хоть какого-то ответа, что Шарлотта просто-таки не может, по-человечески не может не написать снова.

Еще одно высказывание Брэнуэлла: быть любимым — самая прекрасная на свете вещь, и с этим ничто не может сравниться. Конечно, бедный Брэнуэлл ошибался во многих вещах, но не во всех.

Сказал «А» — говори «Б». Мистер Николс снова поселился неподалеку от Хоуорта, в поселке Оксенхоуп.

Вы со мной встретитесь?

Писать, как писали они, и не встретиться, в конце концов, неразумно. А Шарлотта намерена быть разумной в этом вопросе. К тому же папа был так далек от этого.

По хрустящему промерзшему снегу Шарлотта пробирается к проселочной дороге, ведущей к Оксенхоупу. Она гадает, что почувствует, когда снова увидит его, и наполовину доверяется какому-нибудь внезапному откровению.

Вместо этого, завидев темную коренастую фигуру мистера Николса, она обнаруживает в себе что-то совершенно простое и совершенно неожиданное: она рада.

Он стоит под деревом. Такие высокие прямые деревья в здешних краях редкость, и на фоне белого снега мощь голого контура ствола и кроны еще больше поражает воображение. Неудивительно, что в древние времена люди поклонялись деревьям, видя перед собой великанов, богов, преобразившихся смертных.

На лице мистера Николса такая отчаянная тревога, что Шарлотта спрашивает:

— Вы думали, что я не приду?

Он качает головой.

— Я думал, что не должен был устраивать нашу встречу так. Вы, наверное, ужасно замерзли.

Странный момент: Шарлотте приходит в голову, что отец ни разу за всю жизнь не говорил ей такого.

— Вы долго ждали?

— Долгие годы.

На миг Шарлотте кажется, что она задыхается.

— Мистер Николс, я согласилась встретиться с вами…

— Спасибо Господу и спасибо вам.

— Я собиралась сказать, что согласилась встретиться с вами только при условии, что… что мы больше не будем скрывать нашего общения от моего отца.

— Безусловно, — тут же отзывается он. Шарлотта осознает, что он готов на все. Воздух пропитан морозной свежестью и пронзительностью: этот его чистый уличный запах. Шарлотта оглядывается на свои следы на дороге и видит, как далеко зашла. На миг она задумывается над вопросом, хочется ли ей убежать? И ответ приходит почти так же быстро, как ответил бы мистер Николс: нет, не хочется.

— Когда я говорю, что он жестоко несправедлив к вам, мне… все же не хочется, чтобы вы думали о нем плохо. Он стар, никогда не изменяет своим привычкам и убеждениям и, быть может, немного напуган.

— Я понимаю. Я ни на что, вовсе ни на что не обижаюсь в поведении мистера Бронте.

Шарлотта внимательно на него смотрит.

— В самом деле?

— Да. Я сожалею о некоторых его действиях, целью которых было… не подпускать меня к вам. Но если бы я обижался или злился, то… в общем, это было бы бесцельно, пустой тратой чувств. А мои чувства, мисс Бронте, для вас. Вот и все.

Шарлотта смотрит в сторону: не с досадой, нет, но от такой напористой решительности немного вяжет язык.

— Я не такая хорошая, как вы, мистер Николс. У меня много обид. Боюсь, все мои чувства нечистые — перемешанные с ненавистью, стыдом и грустью.

— Вы бы себя слышали! — восклицает мистер Николс, отходя на шаг, чтобы рассмотреть ее. — Разве вы не знаете, что абсолютно восхитительны?

Шарлотта хмурится.

— О, мистер Николс, вы не можете думать, что…

— Почему нет? Я думаю, потому что люблю вас. Разве не видите?

Его тон окрашен каким-то удивленным объяснением, как будто Шарлотта всю жизнь совершала элементарную грамматическую ошибку и он теперь на нее указывает.

— Все не так просто, — говорит Шарлотта. Она смотрит на ветки дерева, низко нависшие над ее замерзшим лицом — сучковатые, черные, как жесть, кривые от времени: немыслимо, что из этого в свое время возникнет легкая свежесть молодых побегов. — Вы меня не знаете.

— Я не знаю человека, которого вы описали, — отвечает мистер Николс в своей прямолинейной манере. — Но, возможно, вы сами себя не знаете, мисс Бронте.

— О, нет, знаю. — Шарлотта смотрит ему в глаза. — Это нужно прояснить с самого начала.

— Что ж, как скажете.

Мистер Николс склоняет голову: его глаза сияют, он ждет. Шарлотта видит, что его любовь ничто не оттолкнет и не изменит, если только она сама ее не отвергнет. «Любопытная вещь, — мелькает в голове Шарлотты, — он хочет жениться на мне, не желая, чтобы я менялась».

Ей следовало бы привыкнуть к этому, знать это по своей работе: часто персонаж, вначале довольно ограниченный и поверхностный, начинает казаться все более ярким, обнаруживая неожиданные грани и привлекая все больше внимания. Мистер Николс играл незначительную роль в повествовании Шарлотты, однако теперь она ловит себя на том, что хочет наполнить его образ смыслом, придать ему вес. Родственники в Ирландии, которыми он никогда не хвалился, но которые, похоже, весьма уважаемы и образованны (и, папа, ты узнал об этом, и отчасти причина в этом, папа?). Теплое отношение, даже слабость к детям, которые находят в нем безотказного товарища по играм и щедрого дарителя полпенни. Мутные депрессии, которые иногда находят на мистера Николса, тянут из него силы, преграждают путь.