Питер Абрахамс - Горняк. Венок Майклу Удомо

Расставшись с белыми, Кзума испытал облегчение. Ему было с ними неловко. Чем больше они старались, чтобы он чувствовал себя у них как дома, тем больше он конфузился. Правда, с Ди ему было легче. Она понимала его, чутье у нее было потрясающее. И Кзума впервые видел, как Рыжий улыбался.

Кзума не стеснялся только, когда остался с Ди один па один. Он и сам не понимал, почему ему вдруг захотелось рассказать Ди об Элизе. Наверное, потому что она была такая умная и все понимала. Да нет, не такая она и умная. Сказала же она, будто нет ничего плохого в том, что Элиза хочет жить, как белые. А разве это не дурость: Элизе никогда так не жить.

А чем плохо так жить? Теперь он видел своими глазами, как живут белые. И понял, почему Элиза хочет так жить. Понял, чего именно она хочет. И от этого ему стало легче.

Он перешел улицу — решил вернуться в Малайскую слободу. Теперь холод донимал ого меньше. Белые накормили его на славу, но наесться он не наелся: маисовой каши не подавали, а хлеба всего ничего. Разве эго еда для мужчины? А так приняли его, лучше не надо, намерения у них были самые добрые. Повезло Рыжему с Ди, она славная, даже с африканцем и то держится по-дружески.

Рыжий, тот тоже держится по-дружески, но совсем па другой лад. Рыжему надо, чтоб ты ему доверял, чтоб ты в трудную минуту обратился к нему, — вот чем вызвано его дружелюбие. И об этом нельзя забывать. А раз чувствуешь такое, трудно вести себя по-дружески. Ну а с Ди ему проще. Когда она интересовалась, о чем он думает, за этим ничего не крылось. Вот почему Кзуме было так легко с Ди.

Но вот уже центр остался позади. Белые попадались все реже. Черные, наоборот, все чаще. Все реже надо было уступать белым дорогу — и тревога постепенно отпустила Кзуму.

Он касался встречных плечами, не думал отскакивать в сторону. Налетал на них, чувствовал теплоту их тел. И здесь все это воспринималось как должное. Недаром это была Малайская слобода. А если здесь и встречались белые, то разве что сирийцы и цветные. Ну, а к ним и отношение совсем иное, они вроде бы как и не белые. Коли на то пошло, среди их женщин есть и такие, которые за деньги спят с африканцами. Да, с сирийцами все проще.

Он свернул на Джеппе-стрит и увидел, как чуть дальше по улице группа людей, задрав голову, смотрит вверх. Кзума прибавил шаг, смешался с толпой и тоже задрал голову, но ничего не увидел.

— На что вы смотрите? — спросил он стоящего рядом человека.

— Сам не знаю, — сказал тот.

Не спуская глаз с крыши, Кзума стал выбираться из толпы и налетел на машину.

— Что случилось?

— Да вон человек убегает по крыше от полиции.

— Где?

Женщина ткнула пальцем. Кзума пригляделся: да вот же он! Человек полз по скату крыши, по пятам за ним полз полицейский. Кзума затаил дыхание: крыша круто пошла вниз, одно неосторожное движение — и беглец сверзится, и тогда его ждет верная смерть или увечье. Да и полицейского тоже. Толпа дружно ахнула. Беглец потерял равновесие и медленно пополз вниз. Все ниже, и ниже, и ниже. Он был почти у края крыши. Если чудом не удержится, он неминуемо рухнет вниз. Вот оно — одна нога его уже свесилась с крыши. А за ней другая. Еще миг — и он упадет. У Кзумы перехватило дыхание, сердце бешено колотилось. Беглец вцепился в край крыши и повис. Толпа в ужасе замерла. Еще чуть-чуть — и полицейский настигнет беглеца.

Толпа заколыхалась — стройный, элегантно одетый мужчина раздвигал людей, прокладывая себе дорогу. И одеждой и манерами он походил на белого, и так же бесцеремонно расталкивал толпу. Зеваки, с трудом оторвав глаза от крыши, пялились на него.

— Кто он такой? — спрашивали одни.

— Кто он такой, чтобы так себя вести? — спрашивали другие.

И тут кто-то шепнул:

— Это врач, доктор Мини.

И вот уже по толпе зашелестел шепот. Кзума тоже покосился на доктора. Доктор не сводил глаз с беглеца, раскачивающегося на краю крыши.

— Кто он такой? — спросил доктор резким тенористым голосом. Никто ему не ответил.

— Что он натворил? Кто это видел? — снова спросил доктор.

— Играл в кости, — угрюмо буркнул какой-то оборванец.

Раздался женский вскрик: теперь уже за беглецом охотились двое полицейских и оба неуклонно надвигались на него. Медленно, осторожно. Но женщину явно испугало не это: она заметила, как у беглеца сорвалась рука — теперь он висел лишь на одной руке. Толпа замерла: вот оно, сейчас затравят зверя. Машинально, все как один, сделали шаг вперед. Во главе с доктором. Кзума пробился вперед. И тут беглец, словно ему наскучило висеть между небом и землей, разжал руку. Толпа дружно охнула, беглец мелькнул в воздухе, глухо стукнулся о землю и затих. Толпа, казалось, приросла к земле.

Но вот беглец шевельнулся. И толпа перестала жить как единое целое, распалась. Доктор рванулся к беглецу, наклонился над ним. Зеваки обступили их тесным кольцом.

— Ему нужен воздух, — сказал доктор.

Кзума распихал зевак.

— Ему нужен воздух, — повторил он.

Доктор ощупал беглеца.

— Ничего страшного, у него сломана только рука.

— Помогите мне удрать, — прошептал беглец.

Вдруг толпа раздалась, попятилась — к беглецу спешили полицейские.

— Назад, — скомандовал полицейский, который шел первым.

Кзума отпрянул вместе с толпой. Лишь врач не тронулся с места.

— Да ты что, оглох? — рявкнул на доктора полицейский. Врач встал, поглядел на полицейского.

— Я доктор Мини.

Полицейский захохотал.

Второй полицейский отстранил его и со всего маху отвесил доктору пощечину.

— Вам за это придется отвечать, — выкрикнул доктор.

Второй полицейский снова занес руку для удара.

— Зря ты с ним связываешься, это же врач, — выступил вперед третий полицейский, постарше тех двоих.

Полицейские вытаращились на вновь подошедшего: вид по было, что они не верят ему.

— Что, я вас обманывать стану? — сказал пожилой полицейский.

— Я хочу забрать этого человека с собой, — обратился доктор к пожилому полицейскому. — У него сложный перелом руки, и он нуждается во врачебной помощи.

— Еще чего! — сказал первый полицейский. — Поедет, куда следует — прямым ходом за решетку.

Доктор достал визитную карточку, протянул пожилому полицейскому.

— Я состою в штате городской клиники, и если во мне возникнет нужда, вот мой домашний адрес. Я забираю этого человека с собой. Через час можете прийти за ним. Но если вы придете, знайте наперед: я подам на вас жалобу за оскорбление действием.

Полицейские в замешательстве переглядывались. Лицо первого выражало злое упрямство. Второй явно испугался. У пожилого на лице была написана скука, усталость. Он взял у доктора карточку, согласно кивнул. Первый открыл было рот, но второй покачал головой, и первый так ничего и не сказал.