Пэлем Вудхауз - Мой малыш

- Да, - отвечал букмекер, бросив взгляд на коляску и заморгав, словно рыцарь, который увидел дракона.

- Тюпу-тюпу, - заметил Бинго.

- В каком смысле? - спросил мистер Пиклет.

- Это я младенцу, - объяснил Бинго. - Очень миленький.

- Миленький?

- Ну, - сказал честный Бинго, - не Роберт Тейлор или, допустим. Кэрол Ломбард, но уж получше моего.

- По-луч-ше?!

- Конечно. Хотя бы похож на человека.

- Ничего подобного. Скорее уж ваш похож.

- Мой?!

- В определенной мере.

- Господи, чушь какая!

- Чушь? - удивился Пиклет. - Ладно, заключим пари. Пять к одному, что моя Арабелла уродливей всех в Лондоне.

Бинго вздрогнул:

- Ставлю десятку!

- Идет. Где она?

Бинго на секунду заколебался, но тут же решил, что недооценивает сына.

- Вот, - сказал он, вынимая купюру и потрескивая ею в воздухе.

- Хорошо, - сказал Пиклет. - Вот - пятьдесят. Судить будет полицейский. Эй, констебль!

Большой приятный полисмен приблизился к ним.

Бинго признал, что лицо у него честное.

- Констебль, - обратился к нему Пиклет, - как по-вашему, какой ребенок страшнее?

Полисмен рассмотрел младенцев.

- Куда им до моего! - сказал он. - Вот это рожа так рожа. А мать считает, он красавец. Смех, да и только!

Молодые отцы ощутили, что он уклоняется от темы.

- Вы про наших скажите, - напомнил Пиклет.

- Ваш в соревнованиях не участвует, - прибавил Бинго.

Полисмен посмотрел снова. Бинго заволновался - неужели сразу не ясно?

- М-да... - сказал судья.

- Дэ-э... - сказал все он же.

Бинго похолодел. Позже он говорил мне, что непременно выиграл бы, если б не стечение обстоятельств. Пока судья колебался, из-за облаков выглянуло солнце, и луч упал на Арабеллу. Та скривилась и тут же, без перерыва, стала пускать пузыри. Полисмен схватил ее за руку.

- По-бе-да! - крикнул он, поднимая вверх ее кулачок. - А вообще-то вы б на моего посмотрели.

Булочки, обратившиеся в пепел, и в подметки не годились котлетам, поданным на обед. Выйдя из комы, Бинго напряженно думал, как бы тут выкрутиться.

Он и Рози очень любили друг друга, но самая сильная любовь едва ли устоит перед таким открытием. Откуда ни взгляни, выходило, что молодой отец поступил ужасно. В самом лучшем случае молодая мать скажет: "Как ты мог?!" - а опыт семейной жизни учит, что слов этих надо избегать.

Бинго набрасывал на конверте "Украли", гадая, насколько это правдоподобно, и "Ветер унес", когда услышал звонок, а там - и голос жены.

- Алло!

- Алло, - отвечал он.

- Здравствуй, дорогой!

- Здравствуй, душенька!

- Здравствуй, котик!

- Здравствуй, мой ангел!

- Ты слушаешь?

- Да, да, да.

- Как Алджи?

- О, прекрасно!

- Такой же хорошенький?

- Д-да...

- Письмо получил?

-Да.

- А деньги?

-Да.

- Правда, я хорошо придумала?

- Да.

- Наверное, в банк ты не успел?

- Нет.

- Пойди с утра, до вокзала.

- Вокзала?

- Я завтра приезжаю. Мама наглоталась воды, хочет перебраться в Пистени, на грязи.

В любой другой момент эта весть возвеселила бы его, но сейчас не произвела впечатления. Думал он лишь о том, что завтра приедет Рози.

- Поезд около двенадцати.

- Хорошо, хорошо.

- Пусть Алджи тоже меня встретит!

- Ладно, ладно.

- Да, забыла! Открой средний ящик стола.

- Средний ящик...

- Там корректура для "Женских чудес". Выправь ее и пошли сегодня же. Называется "Нежные ручонки". Ну, я пошла. Мама еще кашляет. До свиданья, лапочка.

- До свиданья, кроличек.

- До свиданья, пупсик.

- До свиданья, зайчик.

Бинго повесил трубку и пошел в кабинет жены. Он страдал. Казалось бы, чего лучше - теща наглоталась и кашляет, но нет, радости не было. Вспоминая доверчивый и приветливый голос, он сопоставлял его с тем металлическим голосом, каким жена произнесет сакраментальную фразу. Страдая, он правил гранки.

Не знаю, знакомы ли вы с творчеством Рози М. Бэнкс. Критики порой упрекают ее в сентиментальности. Где-где, а в рождественском рассказе свойство это проявилось вполне. Миссис Литтл не поскупилась на снег и омелу, снегирей и поющих крестьян. Бинго рассказал мне эти "Ручонки" во всех ужасных подробностях, но я ограничусь главным. Крестный выгнал крестницу, которая полюбила художника, однако под Рождество она пришла к нему с младенцем. Представьте себе финал. Вот он сидит в библиотеке, обитой дубовыми панелями, одной рукой держит ребенка, другою - выписывает чек...

Сцена эта потрясла Бинго. Он вспомнил, что Пуффи Проссер - крестный его сына. Если нежные ручонки раскололи сэра Эйлмера Молверера, прославленного своей черствостью, почему бы им не расколоть несчастного богача?

Да, конечно, в середине июня нет ни снега, ни снегирей. Да, Пуффи предупреждал еще на крестинах, что больше серебряной чашечки из него не выжать. И все-таки Бинго, засыпая, думал о том, что, если ребенок не подкачает, можно попросить и сотню.

Наутро, как бывает всегда, он одумался и решил ограничиться двадцатью фунтами. А что, вполне достаточно! Десять - ей, десять - ему. Словом, звоня в дверь, он был вполне спокоен. Его могло бы взволновать то, что юный Алджи походит на бандита, которым погнушался даже Каторжный клуб, но инцидент с констеблем показал, что таковы все младенцы, включая и героя "Ручонок". Миссис Бинго, в сущности, описала только розовые пальчики, а их у А. О. хватало. В общем, Бинго был весел, когда лакей Пуффи, Коркер, открыл ему дверь.

- Привет, - сказал он. - Хозяин дома?

Коркер ответил не сразу, попятившись от младенца, но, как образцовый лакей, сдержал себя.

- Да, сэр, - сообщил он. - Еще не встал. Поздно вернулся.

Бинго понимающе кивнул.

- Молодость, молодость! - заметил он. - Э?

- Да, сэр.

- Веселое время...

- По-видимому, сэр.

- Так я зайду?

- Прошу вас, сэр. Его взять?

- А? Нет-нет! Это - крестник мистера Проссера. Пусть повидаются.

- Да, сэр?

- Знаете, не виделись с крестин.

- Вот как, сэр?

- Ну, пошли.

- Мистер Проссер в гостиной, сэр.

- В гостиной? Я думал, в спальне.

- Нет, сэр. Он в камине, сэр.

Действительно, Пуффи лежал в камине, хотя и не целиком. Одет он был с иголочки, прямо для бала, если бы галстук не заменяла голубая лента именно того рода, какой изящные девицы подвязывают волосы. В руке он держал воздушный шарик, на манишке алела надпись: "Траля-ля!" Словом, беспокоить его не стоило, и Бинго задумался.

Однако, взглянув на часы, он понял, что выбора нет. Времени оставалось в обрез.

- Коркер, - сказал он, - через десять минут мне надо быть на вокзале. Пуффи будить опасно, пускай выспится. Я оставлю младенца тут, на ковре. Сами познакомятся.

- Превосходно, сэр.

- Конечно, хозяин сразу вызовет вас. Тогда скажите: "Это ваш крестник, сэр". Или: "Крестничичечечек, сэр". Выговорите?

- Нет, сэр.

- Так я и думал. В общем, ясно? Хорошо. Пока. Поезд и Бинго прибыли одновременно, а через минуту появились и Рози с матерью. Старушенция еще толком не вылезла из вагона, когда дочь, бросив ее, кинулась к мужу: