Бертольд Брехт - Допрос Лукулла

Некогда крестьянином был,

Беседует с тенью, которая

Была полководцем,

О вишне.

Крестьянин.

Она не требует много земли.

Лукулл.

Но ветра она не любит.

Крестьянин.

Красные вишни мясистей.

Лукулл.

А черные - слаще.

Крестьянин.

Друзья мои, лишь это из всего,

Что завоевано войной проклятой,

Добром я называю. Ибо деревцо живет

И дружески протягивает ветви

Свои лозе и ягодным кустам.

И, вырастая с новым поколеньем,

Оно дарит ему плоды. За это

Хвала тому, кто нам его привез.

Когда добыча из обеих Азии

Давно истлеет, прахом станет,

Этот лучший твой трофей

Все будет жить, весною распускаясь

И белым цветом трепеща по склонам,

Живущим всем на радость.

14

Приговор.

Ведущий.

И вскочила мать Фабра, которая

Некогда торговала рыбой на рынке.

Торговка.

Стало; быть, вы нашли

Все же хоть грош

В кровавых руках? И суд

Разбойник подкупает добычей?

Учитель.

Вишневое дерево! Эту

Победу мог одержать ему

Один человек. А он

Восемьдесят тысяч послал сюда к нам!

Пекарь.

Сколько же им

Надо платить наверху

За стаканчик вина и хлебец пшеничный?

Куртизанка.

Что же, им вечно, чтобы с женщиной лечь,

Продавать свою шкуру на рынке? В ничто его!

Торговка.

Да, да, в ничто его!

Учитель.

Да, да, в ничто его!

Пекарь.

Да, да, в ничто его!

Ведущий.

И воззрились они на крестьянина,

Восславившего вишневое дерево.

Что ты скажешь, крестьянин?

Молчание.

Крестьянин.

Восемьдесят тысяч за одно вишневое дерево!

Да, да, в ничто его!

Судья.

Да, да, в ничто его! Потому что

При насильях и завоеваньях

Растет лишь одно царство:

Царство теней.

Присяжные.

И уже переполнен

Наш серый подземный мир

Недожитыми жизнями. А здесь ведь

Нет плугов для крепких рук и нет здесь

Голодных ртов, которых так много

У вас наверху! Что, кроме праха,

Можем насыпать мы

На восемьдесят тысяч забитых на бойне. А вам

Наверху нужны дома! Доколе

Мы будем с вами встречаться

На наших в никуда ведущих путях

И слышать ваши трепетные вопросы:

Как выглядит вечности лето, и осень,

И зима?

Ведущий.

И задвигались и закричали

Легионеры на фризе:

Легионеры.

Да, да, в ничто его!

Какая провинция возместит нам

Наши непрожитые годы?

Ведущий.

И задвигались н закричали

Рабы, несущие фриз:

Рабы.

Да, да, в ничто его!

Долго ли будут еще возвышаться

Он и ему подобные

Нелюди над людьми

И приказывать, подымая

Свои праздные руки,

И бросать в кровавые войны

Народы друг против друга?

Долго ли

Будем терпеть их мы и все наши?

Все.

Да, да, в ничто его! И в ничто

Всех подобных ему!

Ведущий.

И с высоких престолов встают

Защитники грядущих поколений,

У которых много рук, чтобы брать,

У которых много ртов, чтобы есть,

Ревностно жатву сбирающих,

Любящих жизнь поколений.

ПРИМЕЧАНИЯ К ОПЕРЕ "ПРИГОВОР ЛУКУЛЛУ"

{Перевод А. Голембы.}

Опера "Приговор Лукуллу" создана на основе радиопьесы "Допрос Лукулла". Первоначально пьеса кончалась словами:

Суд

Удаляется для совещания.

Этот конец был заменен сценой 14 ("Приговор"), заимствованной у оперы. Но название пьесы было сохранено ради большего отличия от оперы {Так как сцена 2, "Быстрый конец и возвращение будней", составляет в опере конец сцены 1, то сцена 8 радиопьесы ("Доставка фриза") соответствует новой 7-й сцене оперы (под тем же названием). В оперу не вошла сцена 12 радиопьесы ("Рим - в последний раз"). Первоначально заключительная сцена пьесы конец допроса - называлась "Плевелы и пшеница" (14); Брехт, как он указывает в начале "Примечаний", заменил ее финальной сценой оперы (12). - Э. Гауптман.}.

В оперу не вошел допрос каменных фигур фриза. Вместо них свидетелями выступают их тени. Вот новый вариант сцены (стр. 105).

Доставка фриза.

Рабы, несущие фриз.

Так из жизни прямо в смерть

Тащим ношу мы без колебаний.

Наше время уж давно не наше,

И не знали мы, куда идем.

Вот позвал нас новый голос,

И покорно мы на зов идем.

Ни к чему вопросы, если

Ничего нет позади,

Ничего не ждем мы впереди.

Лукулл.

Вы, присяжные, рассмотрите мой фриз.

Пленного короля Тиграна Понтийского.

Его чужеземную королеву.

Глядите, какие пышные бедра!

Вот человек с вишневым деревцом, у него вишня

во рту.

Вот две девы с доской, а на ней

названия пятидесяти трех городов.

Один легионер на ногах, а другой

Умирает, приветствуя своего полководца.

И повар с рыбой в руках.

Хор.

О, взгляните же, как они возводят памятник

самим себе,

С окаменевшими тенями канувших жертв,

Чтобы наверху говорить и наверху молчать.

Бессильные свидетели, повергнутые,

Бездыханные, онемевшие, забытые,

По наказу победителя выступившие на свет,

Равно согласные молчать и говорить.

Ведущий.

Тень, присяжные принимают к сведению

Фриз твоего триумфа. Но

Они жаждут узнать о твоих

Триумфах - больше, чем рассказывает твой фриз.

Они предлагают, чтобы были

Призваны те, которых ты изобразил

На своем фризе.

Судья.

Они должны быть призваны.

Ведь всегда

Победитель пишет историю побежденного.

Убийца

Преображает черты убитого.

Из этого мира

Уходит слабейший, и остается

Ложь. Нам здесь внизу

Не нужны твои камни. Ведь здесь у нас нынче

Столь многие из тех, что видали тебя,

Полководец. Здесь внизу они.

Мы призовем

Вместо изображений - самих

Изображенных. Вместо мертвых камней

Призовем мы тени усопших.

Лукулл.

Я протестую.

Я не хочу их видеть.

Голоса трех провозвестниц.

Жертвы полководца Лакалла

Времен азиатских походов!

Из глубины сцены выступают тени изображенных на триумфальном фризе и

становятся против фриза.

Начало следующей сцены было соответственно изменено.

Допрос.

Ведущий.

Тень, поклонись.

Вот твои свидетели.

Лукулл.

Я протестую.

Ведущий.

Вот твои свидетели.

Лукулл.

Но ведь это враги!

Вот один, которого я победил.

В несколько дней...

После репетиции, проведенной министерством народного образования в Берлинском государственном оперном театре, на основании тщательного разбора было сделано два дополнения. Первое объясняет, почему король, который в опере выступает уже не только как каменное изваяние, но и как тень, сумел оправдаться перед судом, что не удается Лукуллу (стр. 109).

Лукулл.

Да. Я, конечно, замечаю - разбитые

Обладают сладким голосом. Однако

Некогда было иначе. Этот король там,

Который нынче снискал ваше сострадание,

Когда он еще был наверху,