Лейла Элораби Салем - Лугальзагесси, царь Шумера

В то время как шумеры весело праздновали День сбора урожая, уточенные египтяне сидели и молча ели пораженного до золотистой корочки гуся, поливая его время от времени лимонным соком. Один из них, сделав два глотка вина, наклонился к соседу и тихо проговорил на своем языке:

– Фу, не вино, а кислятина. У нас такое даже плебеи не пьют.

– И не говори, Септи, – ответил второй египтянин, – у этих варваров ничего хорошего нет. Одеты как бедуины не смотря на знатное положение, мясо пересоленное, вино кислое, выпечка пресная. У меня уже комок к горлу подкатил от этой еды.

– Так позови раба. Вон один из них стоит с тазиком и пером.

– Не могу больше терпеть, – проговорив последнюю фразу, египетский посол наклонился над полом и вырвал на каменные плиты с изображением божественных быков. К нему тут же подбежал раб с тряпкой и вытер пол. Египтянину дали выпить розовой воды и предложили поесть еще что-нибудь.

Когда смолкла музыка и певцы ушли за двойной ряд массивных колонн, в зал вошли невольники с подносами новых блюд. Гости радостно воскликнули и по очереди стали призывать к себе рабов с тазиками, дабы наполнить свои желудки новыми изысканными блюдами. Рабы, в обязанности которых входило очистка желудков знати, с брезгливыми взглядами подходили к каждому вельможе и засовывали в рот гусиное перо, после этого сразу подставляя таз. Когда вельможа прочищал желудок, рабы безмолвно уходили мыть тазы. На Древнем Востоке такая традиция была обычным явлением, ибо гости должны были отведать все блюда, которые ему предлагались, дабы не оскорбить хозяина.

Лугальзагесси весь вечер мало ел и пил. Ему не давали покоя египтяне, во взглядах которых он читал пренебрежение к его народу. А ведь были времена, когда жители Нила считались с величием Шумерии, и даже отправляли своих детей учиться в шумерские школы. А сейчас все наоборот: Египет с каждым годом становится все мощнее и мощнее, власть фараона неприкасаемая, и египтяне чтят его как живого бога, им даже в мыслях не приходило убить своего царя или хотя бы раз не подчиниться. В чем же кроется секрет такой власти фараона? Уж неужели он действительно живой бог или же египтяне сами придумали традицию, по которой их царь остается до конца дней и даже после смерти божеством? А что, если и в Шумерии будет такой же повелитель, который подогнет под себя всех непокорных царьков, который объединит страну в единую силу и направит армию на завоевание новых земель? Все эти думы давно витали в голове Лугальзагесси, еще с тех самых пор, как отец пророчествовал ему титул царя.

Сурру-Или подбежал к другу, который сидел в стороне и грустным видом смотрел на шелковые занавески между двумя колоннами, расшитые золотыми нитями. Лугальзагесси оторвался от своих мыслей и взглянул на друга таким взглядом, словно его оторвали от важного дела.

– Лугу, что ты все время грустишь в одиночестве? Смотри, сейчас будет танец дев! – Сурру-Или весело усмехнулся и глотнул красного вина.

– Танец уже начался?

– Нет… Погоди, смотри.

На середину зала вышли тридцать танцовщиц в одних набедренных повязках. Их иссяня-черные волосы были распущены и ниспадали до пояса легкими кудряшками; кисти рук и ступни ног были изрисованы хной в различный орнамент. Звеня множеством украшений, юные девушки поклонились гостям, которые специально встали из-за стола, дабы поглядеть на самый чудесный танец на свете, который исполнялся молодыми красавицами.

Заиграла арфа. Девушка вытянули руки и согнулись, плавно сделав полукруг бедрами. Затем вместе с арфой забил барабан, который придал музыке более живой ритм. И вот тут начался сам танец дев, во время которого танцовщицы ублажали взоры гостей своей грацией, нежными изгибами стройного тела, красотой волос. Мужчины образовали круг вокруг танцующих красавиц и подбрасывали им лепестки роз, давая понять, что им танец понравился.

Лугальзагесси долго блуждал глазами по юным красавицам, как вдруг его взор остановился на одной из них: стройной, узкобедрой девушке с длинными ногами и черными волосами, которые блестели при свете факелов, отражая синий оттенок. Молодой человек застыл в изумлении, ибо никогда в жизни не видел столь дивной красоты. Плавные движения девушки заставили его забыть о троне, хитрых египтянах и коварного царя Лагаша. Лугальзагесси поставил чашу на стол, не отрываясь от танцовщицы, и подошел поближе, дабы рассмотреть ее лицо, скрываемое легкой вуалью. Поллица он так не увидел, но зато его заворожили глаза ее: черные, миндалевидные с длинными густыми ресницами, которые смотрели так, словно в них отражался сам огонь. Нет, такого не может быть, думал молодой человек, женщина не может быть столь красивой, ибо такая красота принадлежит лишь богине. А, может быть, сама божественная Иштар спустилась на нашу землю, дабы я мог забыть то, что в последнее время терзает меня? Все эти мысли волной пронеслись в голове тщеславного сына верховного жреца, который много раз в свои двадцать лет встречал красивых женщин, но ни одна из них еще не произвела на него такого сильного впечатления, как эта танцовщица. Лугальзагесси не заметил как ритм музыки стал с каждым мгновением ускоряться, юные девушки уже не кружились плавными движениями, а пустились в быстрый пляс. Длинные волосы, юбки, множество браслетов – все взвилось в воздух вместе с быстрым кружением. Пламя горящих факелов затрепетало словно на сильном ветру, барабан бил все живее и живее, девушки кружились все быстрее и быстрее – лишь браслеты блестели при неярком свете. И тут музыка разом смолкла, танцовщицы упали на колени и склонили головы. Все гости завопили радостными голосами, многие из них захлопали в ладоши и бросили к ногам красавиц множество лепестков. Сам царь встал с трона и протянул одной из них чашу с вином. Девушка поднесла дар ко лбу, а потом сделала глоток, после чего передала чашу другой. Вино переходило из рук одной танцовщицы в руки другой – это означало, что правитель рад и благословил их танец.

Лугальзагесси все время смотрел на одну из них до тех пор, пока к нему не подошел Сурру-Или и не спросил:

– Друг, что с тобой?

– Посмотри, как она прекрасна. Словно райская дива, – тихим голосом проговорил тот.

– Кого ты имеешь ввиду?

Лугальзагесси указал на красавицу и ответил:

– Её. Не правда ли, она прекрасна?

– Ну… не знаю, – сказал Сурру-Или, – по мне так совсем обычная. Никаких женственных форм.

– Ты просто не разбираешься в красоте. Или тебе больше нравятся как вон та? – Лугальзагесси указал на упитанную, большого роста чернокожую рабыню с большими медными серьгами в ушах.

– Да, таких я люблю, – Сурру-Или довольно потер руки и подошел к чернокожей красавице, которая оказалась на целую голову выше его. Молодой человек что-то шепнул ей на ухо, та рассмеялась и повела его в отдельную комнату, где стояла приготовленная для такого случая кровать, сплетенная из множества цветов.