Лейла Элораби Салем - Лугальзагесси, царь Шумера

Когда саркофаг с телом царя поместили в самый глубокий отсек усыпальницы и замуровали его кирпичом и заштукатурили глиной, начиналась самая драматическая часть церемонии. В глубокую могилу спускались рабы, юные служанки, музыканты с арфами и солдаты. Все они были одеты в самые лучшие одежды, их густые черные волосы украшали серебро, золото и драгоценные камни. Все эти люди садились на дно могилы, держа каждый медный или глиняный сосуд. Арфисты заиграли печальную музыку, в то время как остальные набирали в сосуды смертоносное зелье и выпивали его по очереди. После этого каждый укладывался на определенное место в ожидании смерти. Когда умерли слуги, наложницы, музыканты и солдаты, жрецы подвели ревевшего быка, чуявшего приближении смерти, и закололи его ритуальным кинжалом, после чего разрезали его тело на куски и положили в могилу поверх бездыханных тел верных слуг царя. Двое рослых рабов взяли лопаты и засыпали второй отсек. Затем были принесены в жертву другие слуги царя, которые с радостью расставались с жизнью, дабы догнать властелина в бескрайнем просторе, чтобы послужить ему верой и правдой в мире мертвых.

Все это время, глядя на кровавые ритуалы жертвоприношения, Лугальзагесси отвернулся, дабы не смотреть на столь горестное зрелище. Царь мертв, наследника нет, Умма остался без владыки и господина. Молодой человек отошел в сторону и кратко взглянул на жрецов, которые вытирали окровавленные руки о передник. Укуш все время пел молитвы, призывая душу царя принять сии дары. После того, как кончился длинный погребальный ритуал, могилу полностью засыпали землей, в которой покоились тела людей и животных, жрецы, сановники и чиновники высших санов пошли обратной дорогой в город, жители которого вышли на улицу и стали горестно оплакивать покинувшего их царя. Женщины срывали с себя украшения, выдергивали волосы, царапали себе лица, по которому текли горестные слезы. Мужчины подали на раскаленную солнцем землю, призывая богов помочь несчастным людям, которые остались без поддержки. Однако каждый горожанин в душе с нетерпением ждал того момента, когда объявят нового царя Уммы. Три наследника, которые были отрадой ныне покойного владыки, умерли еще в детстве; и среди детей остались лишь дочери, старшей которой исполнилось недавно шестнадцать лет. Все знали, что новым правителем Уммы станет лишь тот, кто женится на принцессе, о красоте которой ходили различные слухи. Но кто будет этим счастливчиком, которому достанется и престол, и рука самой красивой из всех дочерей ушедшего царя.

В приемном зале стояла нестерпимая жара. Большой шмель, кружась над кистью винограда, лениво уселся на стол. Мед в золотой чаше так и притягивал большое толстое насекомое, которое взлетело на край кубка и только хотело было полакомиться сладостями, как сильный щелчок сбил шмеля. Шмель упал на пол и затих. Слуга смахнул бездыханное тельце насекомого и поставил на стол только что испеченные пирожки с финиками и фисташками. Затем он разлил в золотые кубки красного вина и бесшумно удалился.

Совет длился уже который час, которым руководил уставший Укуш. Верховный жрец с отекшими глазами сидел на почетном месте и вглядывался в советников и вельмож, которые выставляли на усмотрения кандидатуры в царя. Старик понимал, что все они желали бы видеть на престоле безмолвного юнца, который бы раболепно склонялся пред их волей и был бы пешкой в руках высокомерной знати Уммы. Наконец, когда каждый из присутствующих выразил свое мнение, Укуш поднял руку вверх, давая знак, что последнее слово будет за ним. Еще давным-давно, когда царь был жив и здоров, жрец мечтал видеть на троне своего единственного сына, чьи амбиции и страсть к военному делу смогли бы уничтожить врагов Уммы, объединив раздробленные города Шумерии в единый кулак. Но хитрый старик понимал, что сказать об этом на совете никак нельзя, ибо это может спровоцировать вражду между высокопоставленными семьями города, начнется внутренняя война между кланами, а этого допустить никак нельзя, ибо Умма и так позорно платит дань ненавистному царьку Лагаша, который, наверное, сейчас довольно потирает руки, глядя на то, как знать Уммы борется за власть. Это напомнило Укушу зрелище на арене неподалеку от дворца, когда ради потехи зрителей натравливали друг на друга голодных львов, которые с неистовой жестокостью разрывали друг другу в клочья. Кровь заливала всю арену, животные откусывали друг у друга куски плоти под взрыв ликования и хохот толпы. Теперь же вельможи Уммы сами оказались в роли львов, а город ареной. Но мудрый жрец не допустит позорного зрелища ради потехи Лагаша! Он решил, что пора действовать тайно и скрытно, дабы никто не смог усомниться в справедливости небожителей.

– Господа, – воскликнул Укуш, все разом замолкли и повернулись в его сторону, – я долго слушал вас, и мне приятно, что вы так рдеете над судьбой нашего славного города. Но позвольте мне сказать: мы к глубочайшему сожалению так и не пришли к единому решению, в то время, как проклятый царь Лагаша сейчас потирает своего руки в предвкушении кровавого пира. Мы не должны уподобляться рыночным торговцам, которые разными способами пытаются продать непригодный товар. Ноши боги хотят, чтобы мы вверили наши судьбы в их руки. Настал черед и небожителям сыграть решающую роль в судьбе нашего города Уммы.

– Ты говоришь мудро, достопочтенный Укуш! – воскликнули сановники, не желая спорить с жрецом, который не только был вторым человеком после царя, но и имел власть над людьми.

– Тогда вверьте свои судьбы Энлилю. Да сбудется воля богов! – старик встал и залпом выпил из золотой чаши вино.

– Да сбудется воля богов! – прокричали сидящие за столом и последовали примеру жреца.

На следующий день, рано утром, когда солнце только окрасило в золотистый цвет далекие барханы пустыни, возле главного храма было полно народу. Даже простолюдины хотели посмотреть на чудо-зрелище, когда сам верховный бог изберет своим наместником на земле кого-нибудь из знати.

Каждый из кандидатов в цари должен был принести в жертву богам щедрые дары, после чего боги решат: достоин ли этот человек верховного звания или нет? К алтарю подошла процессия жрецов в длинный белых одеяниях во главе в Укушом. Их тела, умащенные благовонными маслами, блестели при свете факелов, которые горели по периметру главного зала в храме между рядами толстых колонн. В глубине зала прогремел барабан, все разом смолкли, даже не было слышно шуршания одежды. Когда барабан смолк, Укуш вытянул перед собой жилистые руки и пропел молитву, хор жрецов вторил ему; слова священного заклинания раздались по всему храму. Тут из-за колонн вышел другой жрец и произнес слова, обращенные к толпе: