Вера Гривина - Путь к своему королевству

«Господь знает, что творит, – с удовлетворением подумал Бруно. – Как говорил мой отец, царство ему небесное: лучше быть холостым, чем иметь бесплодную жену».

В Киеве он был радушно принят Изяславом Мстиславовичем и определен на постой в роскошные хоромы одного из самых богатых и уважаемых в Киеве мужей, тысяцкого Улеба. А спустя день Бруно получил приглашение на княжеский пир.

Изяслав Мстиславович восседал во главе длинного, покрытого большой белой скатертью стола. Справа от киевского князя были сыновья Мстислав и Ярослав с женами, слева – брат Владимир Дорогобужский тоже с женой. Дальше расположились бояре, придворные и военачальники. Место Бруно оказалось в середине стола, и это обидело гордого рыцаря.

«Мог бы князь и поближе к себе посадить того, кто спас от гибели его сына».

На серебряных блюдах лежали различные кушанья: дичь, поросята, огромные рыбины, пироги. В глубоких серебряных мисках золотился свежий мед. Не было недостатка и в хмельных напитках, как в заморских винах, так и в любимой русскими медовухи. А вот из фруктов Бруно увидел одни яблоки.

«Здешняя земля дает мало плодов – не то, что моя родина», – с грустью подумал он.

Слух пирующих услаждали музыканты, которые играли на гуслях (напоминавших Бруно кифары) и различной величины дудках. Вокруг стола бегали, гримасничая, уродцы-шуты.

Изяслав Мстиславович был весел и говорлив. Он беседовал с сыновьями, обращался к брату, любезничал с невестками, переговаривался с боярами, задал пару вопросов Бруно. Однако настроение киевского князя мгновенно испортилось, когда из сеней послышался визгливый женский голос, заглушивший громкую музыку. Все сидящие за столом люди дружно вздрогнули. Тут же дверь с шумом отворилась, и в гридницу 22 22 Гридница – помещение для торжественных приемов и пиров. ворвалась высокая дородная женщина лет около пятидесяти, в навершнике из золотистой парчи и расшитом золотыми нитями покрывале, поверх которого возвышался огромный головной убор из золота, жемчуга и драгоценных каменьев.

Музыканты перестали играть, а шуты замерли.

– Вырядилась старуха курам на смех, – пробормотал Мстислав.

Владимир Дорогобужский бросил на племянника полный ярости взгляд.

– Здравствуй, матушка Любава Дмитриевна! – кисло поприветствовал Изяслав Мстиславович ворвавшуюся в гридницу женщину. – Я рад тебе!

Только теперь Бруно догадался, что особа со сверкающими от гнева глазами – мачеха киевского князя и мать королевы Фружины. Лицом вдова князя Мстислава Владимировича напоминала дочь, однако держалась Любава Дмитриевна куда как менее достойно, чем венгерская королева.

Прыснув на пасынка злобным взглядом, вдовствующая княгиня воскликнула:

– Рад мне? То-то меня к тебе твои цепные псы не пущали!

– Кто не пущал? – притворно удивился Изяслав Мстиславович. – Я всех накажу!

– Не лги, Изяслав! – завопила Любава Дмитриевна еще громче. – Ты, поди, сам велел все двери затворить передо мной! Токмо меня не так-то легко удержать!

– Легче убить, – сказал Мстислав себе под нос, но в тишине его все услышали.

– Прикуси язык, Мстислав! – вскинулся киевский князь на сына. – Уважай княгиню!

Любава Дмитриевна жалобно заскулила:

– А разве же меня кто-нибудь уважает, опосля смерти мужа моего, князя Мстислава Владимировича, упокой его Господи? Вот и приходится бедной вдовице силком к тебе, Изяслав, врываться, дабы потолковать о делах.

– Садись, матушка, за стол, – медовым голосом заговорил Изяслав Мстиславович. – Откушай с нами. А о делах мы с тобой опосля потолкуем. Уважь нас. Вон здесь и родичи твои, и боярство, и гость угорский.

Бруно, как только услышал, что речь зашла о нем, поднялся и отвесил учтивый поклон. Княгиня глянула на него с любопытством.

– Ты, значит, из Угорского королевства к нам прибыл? И дочь мою, Евфросинию Мстиславовну, знаешь?

– Королева Фружина – моя государыня, – ответил Бруно.

Любава Дмитриевна явилась в княжеские хоромы с намерением устроить пасынку скандал, и ни родичи, ни киевские бояре не могли этому помешать. Иное дело – прибывший из Венгерского королевства человек, который наверняка все расскажет королю Гёзе, а вдовствующей княгине совсем не хотелось, чтобы ее венценосный зять плохо подумал о своей теще, поэтому она, смирив гордыню, послушно села за стол. Место себе Любава Дмитриевна выбрала по правую руку от Изяслава Мстиславовича. Остальным пришлось подвинуться: благо, что лавки были длинные.

Напряжение, возникшее с появлением вдовствующей княгини, не исчезало. Вновь зазвучала музыка, но уже не такая веселая, как прежде. Шуты перестали кривляться. Изяслав Мстиславович хмурился, а его сыновья недовольно переглядывались. Владимир Дорогобужский старательно улыбался своей матери, как будто пытался ее обелить. Щеки обеих молодых княгинь порозовели от смущения. Самыми невозмутимыми выглядели бояре, но и они явно были не в восторге от происходящего.

«Похоже, у матушки королевы Фружины дурная репутация», – отметил про себя Бруно.

Не обращая ни на кого внимания, Любава Дмитриевна принялась с завидным аппетитом за еду.

– Ты, видать, изголодалась, княгиня? – с нарочитой заботой спросил Мстислав.

Вдовствующая княгиня поперхнулась пирогом.

– А тебе, Мстислав, жаль для меня куска?

– Кушай, матушка! – подал голос Изяслав Мстиславович. – Ты неверно поняла Мстислава. Нам для тебя ничего не жаль.

Любава Дмитриевна хотела было сказать киевскому князю что-то обидное, но, покосившись на Бруно, смолчала.

Трапеза продлилась еще около получаса. Когда все насытились, Изяслав Мстиславович обратился к мачехе:

– Не желаешь ли ты, матушка, отдохнуть на мягких пуховиках? А потолковать мы с тобой еще успеем.

Любава Дмитриевна зевнула.

– И впрямь меня разморило. Посплю я, пожалуй.

В сопровождении слуг вдовствующая княгиня покинула гридницу. Изяслав Мстиславович тоже собрался оставить своих гостей. Перед уходом он обратился к Бруно:

– Проводи меня.

Они вышли из зала, миновали широкие сени, поднялись по лестнице и оказались в просторном светлом покое, служившем Изяславу Мстиславовичу кабинетом. В центре стоял резной деревянный стол, на котором были свалены в кучу свитки, лежали чистые пергаментные листы, и стояла металлическая чернильница с крышкой в виде головы сокола.

Изяслав Мстиславович сел в кресло.

– Понравилась тебе княжеская трапеза? – поинтересовался он.

– Все было замечательно, – ответил Бруно. – Я благодарен князю за оказанную мне честь.

– Замечательно было бы, кабы княгиня Любава Дмитриевна не явилась, – проворчал князь.

Бруно сухо заметил:

– Я всего лишь воин, и не мне судить матушку нашей благочестивой королевы…