Ольга Горшенкова - Судьба, свобода, воля, рок

В конце 1927 года вся левая оппозиция была изгнана из партии. После изгнания оппозиции началось покаяние. Первыми покаялись представители «старой гвардии» – Зиновьев и Каменев. 27 января 1928 года «Правда» поместила их покаянное письмо, через месяц, 29 февраля того же года с покаянием выступил Пятаков. Его статья была написана безобразно и совсем не искренне. В ней говорилось об отказе от «фракционной деятельности». Да никто и не верил, что волевой Георгий столь быстро сдал свои позиции, он лишь не хотел острого конфликта с Дзержинским и потому пошел на этот компромисс. Говорили, что своё покаяние Георгий писал в пьяном виде.

Желая убрать Пятакова из Москвы, Политбюро назначает Георгия на пост председателя Торгового представительства СССР в Нью-Йорке. Но в Америку Пятаков не попал, так как столь «левому коммунисту» Вашингтон отказал в визе. Тогда Политбюро в 1928 году назначает Пятакова председателем Торгового представительства СССР в Париже.

И вот он в столице Франции. Впрочем, какой Париж, когда на дворе мировая революция? Ничего кроме отвращения и ненависти Георгий не испытывает к Парижу. Он рвется обратно. Осенью 1928 года Георгию удалось добиться перевода в Москву на должность председателя Государственного банка. Жил он в то время в Гнездниковском переулке в одиннадцатиэтажном доме. В доме жили только коммунисты. У Пятакова была узенькая комнатка, у которой помещалась тумбочка, стул и кровать, покрытая изношенным казарменным одеялом.

Однако, уничтожая оппозицию, Сталин на практике претворял теорию о «социалистическом» накоплении, проводя ускоренную индустриализацию страны за счет крестьянства, кулаков и прочих остатков буржуазии. Постепенно Сталин превращается в «злого гения русской революции». В мае 1929 года Пятаков заявляет, что «против Сталина безнадежно выступать. Это (в Политбюро) единственный человек, которому еще можно повиноваться» и который ведет за собой партию коммунистов по пути превращения «невозможного в возможное».

Покаяния не помогли. 21 декабря 1929 года на торжестве в честь пятидесятилетия Сталина юбиляр торжественно восседал на троне и, словно Ленин, был объявлен вождем партии. С благоговением перед ним склонились ЦК, ЦКК, иностранные гости в лице зарубежных коммунистических партий. Пятакова, в отличие от Орджоникидзе, Кагановича, Куйбышева, Ворошилова, Калинина, Микояна, Енукидзе и других верных сынов партии, на чествование юбиляра не пригласили. Тем не менее, через два дня после торжественной «коронации» юбиляра «Правда» 23 декабря 1929 года печатает статью Пятакова, в которой вновь звучат ноты покаяния. Автор дает верноподданную клятву быть во всём внутренне согласным с руководством партии, ведомой Сталиным. «Только безнадежные пошляки и ослепленные ненавистью к партии могут толковать так, что речь идет о том, кого слушаться». После рабского волеизъявления готовности «слушаться» Сталина Пятакова, наконец-то, простили и возвратили в реорганизованный ВСНХ , где он стал заместителем народного комиссара тяжелой промышленности – Орджоникидзе. Это было как раз то место, где Георгий больше всего хотел работать.

Помимо этой деятельности Пятаков входит в состав редакции «Большой Советской Энциклопедии» и вместе с Максимом Горьким редактирует журнал «Наши достижения». Под редакцией Пятакова на русском, французском, немецком и английском языках выходят альбомы, демонстрирующие достижения Советского Союза. Да и кто лучше его, столь рьяного творца и певца начавшихся грандиозных строек, мог о них рассказать?! Все свое здоровье, все свои силы Пятаков отдавал вопросам индустриализации страны. И неудивительно, что в 1934 году он вновь возвращается на самый Олимп власти. На очередном съезде его избирают, а точнее, Сталин назначает его членом Центрального Комитета. В то же время любимец партии Николай Бухарин вместе с Томским и Рыковым понижаются в своих должностях и становятся всего лишь кандидатами в члены ЦК.

Однако на политическом Олимпе Пятаков пробыл недолго. Наступал грозный 1936 год и вместе с ним эра показательных московских процессов, в которых участвовали все, кто когда-либо говорил что-либо против «великого вождя и отца народов». Не избежал этой участи и Георгий, который до 1928 года был против Сталина, как «руководителя». В тот же 1936-м Ежов докладывал Сталину о просьбе Пятакова предоставить ему «любую форму реабилитации» и, в частности, внес предложение «разрешить ему лично расстрелять всех приговоренных к расстрелу по процессу, в том числе и свою бывшую жену».

Несмотря на самоотверженную работу и постоянные покаяния, Георгию не верили. Его забрали после опубликованной 21 августа 1936 года статьи, в которой он приветствует расстрел Каменева и Зиновьева. «Взгляды Троцкого, Каменева, Зиновьева не имели ничего общего с линией Ленина, продолжателем и творцом которой в новых условиях был и остается тов. Сталин… У бандитов, вдохновляемых Троцким из-за границы, нет никаких идей, одно голое честолюбие и звериная ненависть к победоносной партии Ленина и Сталина. Мне нестерпимо стыдно, что и я в 1925—27 гг. шел вместе с этими бандитами. Вину свою за тогдашние тягчайшие политические ошибки до сих пор остро сознаю. Я был виноват, что не понял партийное руководство, не понял правильный путь развития социализма… Беспредельное тщеславие и самовлюбленность Троцкого, Каменева и Зиновьева привели их на гнусный путь двурушничества, лжи, неслыханного обмана партии. Их надо уничтожать как падаль, заражающую чистый, бодрый воздух советской страны, падаль опасную, могущую причинить смерть нашим вождям … Враг наш увертлив. Он притворяется. Лжет. Заметает свои следы. Втирается в доверие. Хорошо, что органы НКВД разоблачили эту банду».

Новое, уже третье по счету покаяние не помогло. В числе сторонников этой гнусной банды обвиняется и он, Георгий Пятаков. Впрочем, он не боится смерти. От отчаяния, обиды и вопиющей несправедливости он теряется в своих показаниях, как и все остальные, на суде он «добровольно и сознательно» признавался во всем, что требовал Вышинский.

Все обвиняемые признавались в страшных небылицах: в переписке с Троцким, который требовал совершить военный переворот, и в агентурной работе в пользу Англии либо Германии. До последнего своего вздоха Георгий верил, что органы во всем разберутся, и он будет на свободе.

«Честь и слава работникам НКВД. Каждый из нас должен еще более повысить свою бдительность, помочь партии, помочь НКВД, этому разящему мечу в руках диктатуры пролетариата, разоблачить агентуру классового врага и вовремя уничтожить ее», – совершенно искренне писал он накануне ареста.