Вера Гривина - Невольница. Роман

– Это мой долг, как христианки, – кисло добавила она, чувствуя, как у нее на щеках выступает предательский румянец.

Вадим молча отвел взгляд в сторону.

Когда после завтрака он и Аза вышли из зала, она виновато спросила:

– Ты сердишься на меня?

– Нет, не сержусь – ответил он, явно кривя душой.

Видя, как расстроен муж, Аза забыла свои обиды на него и разозлилась на себя.

– Прости меня, – умоляюще попросила она, – но мне трудно было отказаться. Если тебя это очень огорчает…

– Ступай, – сухо прервал ее Вадим,

– А когда ты будешь у него? – спросила Аза дрожащим голосом.

– Прямо сейчас.

– Я пойду с тобой.

Вадим окинул жену внимательным взглядом.

– Ты хочешь навестить его при мне?

– А при ком же еще? – удивилась она. – Ты же мой муж. Не пойду же я к постороннему мужчине одна.

Покои, выбранные стратигом для Венченцо Морозини были лучшими в доме, а находились они на втором этаже, куда Аза поднялась впервые. Там царила настоящая роскошь. Яркие мозаичные картины, ковры мебель с золотой и костяной отделкой, огромные серебряные сосуды – все это не могло не поразить человека, привыкшего к гораздо более скромной обстановке.

– Как же живет греческий император? – вырвалось у Азы.

– Должно быть, еще богаче, – равнодушно отозвался Вадим.

Они вошли в опочивальню, где на широкой постели лежал Морозини, а возле него сидели в деревянных креслах Феделио и еще один слуга знатного венецианца.

– О, Мадонна! – пылко воскликнул Венченцо, приподнявшись. – У меня опять начался бред? Или Господь, завершая мои земные дни послал за мной ангела?

Аза покраснела, а ее муж проговорил металлическим голосом:

– Это всего лишь моя жена.

Морозини виновато вздохнул:

– Прошу простить меня прекрасную сеньору. Я был так ошеломлен, что едва не потерял разум.

– Разум не стоит терять, – едко посоветовал Вадим. – Лишившись его, можно лишиться и жизни.

Поскольку эти слова прозвучали, как угроза, слуги Морозини сразу встрепенулись и вопросительно посмотрели на своего хозяина. Аза приготовилась заступиться за мужа.

Венченцо на мгновенье опешил, но тут же миролюбиво улыбнулся.

– Надеюсь, моей жизни ничто не угрожает, равно, как и чести прекрасной сеньоры. Мне всего лишь нужна от нее помощь.

– Я помогу, чем смогу, – с готовностью согласилась Аза.

Ее услужливость не понравилась Вадиму. Еще пуще помрачнев, он проворчал:

– Я, видать, плохой лекарь, если больной ищет помощи не у меня, а у моей жены.

– Ты хороший лекарь, – возразил ему Морозини. – Благодаря тебе, я быстро пошел на поправку, и в благодарность за это мне, пожалуй, стоит отказаться от услуг твоей жены. Ссориться с лекарями опасно.

– Как угодно, – промолвила Аза с явным облегчением. – Если никто не возражает, я уйду?

Вадим ничего ей не ответил, а Морозини нехотя кивнул.

Покинув опочивальню, Аза почти бегом бросилась к себе в покои. Она с трудом сдерживала рвущуюся из души радость. Вне всякого сомнения, муж ее ревновал, и это служило доказательством его любви к ней. Не мог же Вадим так себя вести, если жена ему опостылела. Однако вскоре Азу стали опять одолевать сомнения. Уж она-то знала, как горд ее муж. Он многое мог стерпеть, но только не насмешки над собой, а именно мужчины, которым изменяют их жены, становятся для окружающих самыми большим посмешищем, о чем Аза знала от бабушки.

Ни в этот, ни на другой, ни на третий день она так и не нашла ответов на мучившие ее вопросы. Если бы можно было расспросить Вадима, все стало бы ясно, но Аза по-прежнему испытывала страх от мысли, что правда окажется для нее убийственной. А муж своим угрюмым молчанием только увеличивал опасения жены.

А на четвертый день Вадим был послан в одну из прибрежных крепостей, откуда накануне привезли известие о внезапной болезни турмарха. Спустя несколько часов после отъезда лекаря, к его жене явилась Феоктиста. Служанка сообщила, что Азу требует к себе гость стратига.

– Меня? – оторопела молодая женщина. – Но я не могу пойти к нему без мужа! Это неприлично! Что обо мне люди подумают?

Пожав плечами, Феоктиста ответила, что Морозини настаивает на том, чтобы немедля увидеть жену лекаря, а стратиг решил исполнить просьбу своего гостя.

«Я никуда не пойду!» – едва не вырвалось у Азы, но она сдержалась и, призвав на помощь все свое благоразумие нашла выход из щекотливого положения:

– Хорошо, я навещу больного, но только, если меня к нему сопроводят две женщины.

Феоктиста ушла и вернулась примерно через полчаса вместе с другой служанкой. Нихерит все-таки согласился с желанием жены лекаря защитить свою честь.

Морозини пребывал в одиночестве. Когда к нему в опочивальню вошли женщины, он разочарованно посмотрел на сопровождающих Азу служанок и, поморщившись, проворчал:

– Я звал к себе лишь жену лекаря. Остальные мне без надобности.

Аза посмотрела на него с упреком.

– Но я же замужем!

– Ну, и что? – буркнул Венченцо.

– Жена должна заботиться о чести мужа, кем бы он не был по своему положению. А Вадим, между прочим, не простой лекарь. Его предки были князьями.

– В самом деле? – хмыкнул Морозини. – Это он тебе сказал?

Аза смерила венецианца убийственным взглядом.

– Об этом я слышала еще и от весьма достойного человека, служившего отцу моего мужа, и у меня нет ни малейшего повода сомневаться.

Венченцо явно не ожидал от нее такой отповеди. Впрочем, он быстро справился со своей оторопью и, покачав головой, сказал с мягким укором:

– Я вовсе не хотел обидеть ни твоего мужа, ни тебя. И на твою честь у меня не было намерения покуситься.

– Если так… – начала Аза.

Морозини знаком прервал ее и продолжил:

– Просто мне нестерпимо захотелось поговорить с кем-нибудь по душам, а никто из моих людей для такой беседы не годится. Даже преданный Феделио слишком груб и неотесан. Я о тебе вспомнил именно потому, что ты показалась мне доброй женщиной. Но если тебе в тягость мое общество, можешь уйти.

Слушая его печальный голос, Аза неожиданно для себя почувствовала к нему жалость и сказала уже совсем другим тоном:

– Нет, не в тягость! Я согласна остаться, но пусть и эти женщины сидят

тоже будут здесь.

– Хорошо, пусть и они будут с нами, – покорно согласился Венченцо.

Служанки расположились на скамье у стены, а Аза придвинула одно из кресел поближе к постели больного, но на такое расстояние, какое ей казалось приличным. Когда она села, Морозини неожиданно спросил:

– У тебя есть родители?

Его собеседница печально опустила голову.

– Я рано лишилась отца и матери.

– Я тоже.

Азе стало еще больше его жаль.

– Такова Божья воля, – сказала она со вздохом. – А наш удел – смирение. У меня Господь забрал всех моих родных, и теперь я молюсь за их души.