Михаил Калашников - Обрывки памяти. Рассказы о войне

– Укрепись, раб Божий, телесно, укрепись. А уж после я тебя духовно укреплю. Видишь, и сам ты теперь убедился, что молитва к Господу направленная, чудеса творит.

Христолюбов замер с набитым ртом и уставился на старца.

– Чего, смотришь? – продолжал тот. – Удивлен, что знаю все о тебе? Так в том нету большой премудрости. На лице твоем страх отпечатался, знать побывал ты меж Сциллой и Харибдой. А раз побывал и живым выбрался, то молитва тебе помогла, не иначе.

Христолюбов, выронив надкушенную картофелину, разразился громким рыданием. Старец подошел к нему, опустил свою ладонь на стриженую макушку парня и принялся утешать его:

– Не тревожься пережитым, раб Божий, не тревожься. Знать в ином предзнаменование твое. Не дал Бог тебе львиного сердца, не наделил умением воинским. Хочет Господь, чтоб молился ты усердно.

– Я не знаю, как молиться, дедушка… – сквозь всхлипы выдавил Христолюбов.

– Научу тебя, не тревожься. Будем вместе просить Господа, чтоб даровал победу оружию русскому.

– Победу? – поднял лицо от ладоней Христолюбов. – Этим? Которые на смерть батальон мой послали и церковь твою осквернили?

– Нет, не этим, – спокойно ответил старец, – эти временные, придут и уйдут. А тем, что детей своих от врага защищают, жен, стариков. Мать твою тоже они защищают. Неужто их молитвой не поддержишь?

Христолюбов закусил нижнюю губу и о чем-то глубоко задумался. В мозгу все перемешалось. Слишком весомым было мнение окружающих его долгие годы людей, говоривших совсем не так, как говорит этот старик.

– А будет она, победа-то?

– Не может не случиться! – заверил сомневающегося юношу старец. – Никогда русские не допускали над собой такого безобразия, чтоб супостат нами помыкал. Бывало, что и нам сусала чистили, однако ж, всегда мы верх брали, если дело нашей земли касаемо. Будет победа, но прежде, много народу, подобно тебе, к Господу повернется. Поймут миряне, что не властны над судьбами своими. Спохватится и самый главный их, усатый, что в белокаменной властвует. Призовет вновь патриарха на Русь православную, к Матронушке Московской за советом будет ходить. Будут отцы святые оружие русское перед битвой решающей крещенской водой кропить, а воинство православное Божьим словом благословлять.

– Откуда ж тебе известно это, дедушка, – спросил Христолюбов.

– Звери лесные, да птицы-голубицы на хвостах принесли, – слегка улыбаясь, добродушно ответил старец.

Не торопясь упасть за поросший вековыми елями склон горы, июньское солнце протяжно спускалось к земле так, словно спортсмен, сделав затяжной прыжок с вышки, на секунду повисает в воздухе, самозабвенно предоставив зрителям любоваться своей грацией. Прячась в отрогах Восточных Карпат, тянущихся от Угорской Руси через всю Северную Буковину и Галицию вплоть до границ с Подолией и Волынью, солнце с сочувствием и жалостью бросало свои теплые лучи на землю этих Украинских провинций. Край, где на одно людское поколение пришлось столько смен власти, что население поневоле пропиталось враждебностью и недоверием к представителям какой бы то ни было государственности.

Еще каких-нибудь три десятилетия назад, здесь были окраинные земли многонациональной Австро-Венгрии, затем вместе с пожаром Мировой войны пришли русские, называвшие здешнее население – братья-славяне. Затем чехарда режимов, властей, оккупационных контингентов и государств, устанавливающих свои пограничные столбы, сменялась, чуть ли не каждый год. Самораспустившаяся в конце 1917 года российская армия предоставила кровоточащей империи Габсбургов, которая сама уже дышала на ладан, полную свободу действий, а с «благословления» марионеточной Украинской Рады регион оккупировали германские и австро-венгерские войска. Затем националист Петлюра и гайдамаки, Махно и многочисленные банды «ангелов» и «архангелов», красные партизанские отряды и повстанцы, поднявшая голову Румыния заодно с Бессарабией прихватившая и Северную Буковину, заново «рожденная» благодаря Антанте Польша, заявившая о восстановлении границ 1772 года – все это проносилось перед глазами местного населения, словно картинки в калейдоскопе. В итоге, после свершившегося «Чуда на Висле», Пилсудский и Советская Россия поделили этот край между собой.

Девятнадцать лет затишья, обернулись новым историческим зигзагом, еще более жестоким и беспощадным. После того, как Гитлер в сентябре тридцать девятого года благополучно расплющил отряды польской конницы гусеницами своих танков и уперся в Брест, произошло почти бескровное присоединение Галиции, а так же добровольная передача Румынией Северной Буковины в пользу СССР в июне 1940 года.

Новый виток национализма под руководством Степана Бандеры вспыхнул здесь с началом Отечественной войны. Восторженно встречая немцев у порогов своих домов и протягивая им караваи на вышитых рушниках, искренне ли верили украинские крестьяне в то, что оккупанты подарят им независимость? Вскоре участники Украинской Повстанческой Армии ушли в леса, и лишь формально объявили войну фашистскому оккупационному режиму. В реальности, бандеровцы взялись за оружие лишь только, когда линия фронта вновь докатилась до этих мест, и повернули это самое оружие против советских войск. На деле же с тыловыми частями и карательными отрядами третьего рейха боролись успевшие появиться здесь за два года советской власти коммунисты и окруженцы из разбитых приграничных гарнизонов, организовавшие партизанские отряды. Национализм и призрачная надежда на независимость не могли не поселиться в этих местах. Слишком часто здесь менялась власть и каждая последующая старалась навести свои порядки.

Сейчас заревом прячущегося за отроги Карпат солнца любовался восемнадцатилетний юноша, лишь три месяца назад мобилизованный в советскую армию. Пройдя короткую стодесятичасовую программу подготовки и ознакомившись с владением основными видами стрелкового оружия, он был направлен в интендантскую роту. Сидя на подножке полевой кухни, юноша взирал на могучие стволы елей, на их густые ветви и представлял, сколько могли видеть эти старые деревья. А те, в свою очередь, кивали своими макушками под дуновением тихого ветра, словно соглашаясь: «Да, мы многое видели,… не одна человеческая память не вместит все то, что запечатлели наши глаза…».

– Гришка! – окликнул парня ведущий в поводу старенькую кобылу рыжеусый старшина. – Слезь на землю, набери валежника. Вишь пока тихо идем, на подъемчик.

Солдат спрыгнул с облучка и полез в гущу свисавших к самой земле ветвей. Ствол перекинутого через плечо карабина зацепился за торчащий высохший сук с осыпавшейся хвоей. Сняв оружие, Гриша хотел положить его на подножку полевой кухни, но старшина, заметив его движение, строго проговорил: