Михаил Калашников - Обрывки памяти. Рассказы о войне

– Ну, расскажи-ка мне, старшина, – доставая из кармана голубых галифе портсигар, поинтересовался особист, – как тебя угораздило от дороги отбиться?

– Да я и не сбивался, товарищ старший лейтенант. Я по карте глянул, думаю, зачем лишний крюк через тракт давать, дай, думаю, срежу.

– Во-во, и мой шофер то же говорит, – вступил в разговор капитан.

– Что ж, интендантская душа, – не обратив внимания на реплику капитана, продолжил особист, – раз так звезды сложились, что мы здесь все собрались, накорми кашей своей что ли, с утра не ел ничего. Твоя рота с пары мисок не обеднеет. Да вон и корреспонденция видно тоже изголодалась. Как вы думаете, товарищ капитан?

– А что, я с удовольствием бы подкрепился, – оживился румяный капитан.

– Хозяин! – позвал старлей. – Тащи стол на улицу, на свежем воздухе пища лучше усваивается. Ефрейтор! И ты солдат, – посмотрел особист на Гришу, – помогите ему.

Украинец, явно заискивая перед особистом, торопливо зашаркал к дому. Зайдя в помещение, Гриша обнаружил сидящую у стола молодую девушку, в тревоге бередящую пальцами край своего передника и печально уставившуюся в одну точку. Переброшенная через плечо черная коса ее, толщенной в руку, опускалась к поясу. На секунду очарованный красотой и скорбным видом молодой девушки Гриша споткнулся о прошмыгнувшую под ногами кошку, и тихо выругался. Пока шофер и Гриша выносили стол и лавки на улицу, старшина набрал в колодце воды, сполоснул половник и два имеющихся в наличии котелка, надел белый фартук и колпак тем самым, приготовившись к раздаче. Хозяин вынес еще несколько глиняных мисок из дома с хлебом, солью, огурцами и две пустых – для особиста и корреспондента. Все было готово к раздаче, и старшина уже взялся за крышку котла, чтобы, открыть его, выпустив клуб ароматного пара, но особист остановил Маркелыча.

– Погоди, старшина, видно еще гости к нашему огоньку торопятся.

На противоположном склоне показался приближающийся «Студебеккер». Из-за кромки незатянутого в брезент кузова торчали две головы в солдатских пилотках. Затормозив у ворот хутора, водитель выключил двигатель грузовика и, в ту же секунду, с пассажирской стороны выпрыгнул коренастый сержант, и коротко бросив тем, что сидели в кузове какую-то фразу, направился к офицерам. Подойдя на положенную дистанцию, сержант приложил руку к пилотке и доложил:

– Сержант Высоцкий! Разрешите обратиться, товарищ капитан?

– Да чего ты по-уставному, сержант, вроде не в строю, – мягко ответил военный корреспондент. Ему не терпелось приступить к ужину, а запах ароматного разварившегося пшена с салом, долетающий из котла, все сильнее способствовал выделению его слюны.

– Нам бы водицы набрать, а то на подъемах мотор перегревается. Мы уж и из фляжек всю воду в радиатор вылил, да скоро и эта выкипит.

– Кто такие? – коротко бросил особист.

– Трофейная команда, товарищ старший лейтенант, барахло по тылам собираем.

– Оружие, по-твоему, барахлом теперь называется?! – внезапно разъярившись, выкрикнул особист.

– Да там не только оружие, товарищ старший…

– А оружия сколько? Ведомость ведешь?

– Да нет, товарищ…

– Фамилия командира твоего, быстро! Кто тебя на задание такого отправил? Почему в машине только два бойца сопровождения? Твой командир что, не в курсе, что по округе бандеровцы орудуют? Хороший подарочек! Целый «Студебеккер» с оружием! До утра останетесь здесь. А утром вместе отправимся к вашему командиру, – и уже более спокойным голосом старлей добавил:

– Старшина! Обеспечь трофейщиков кашей.

Напряжение, вызванное тирадой особиста в адрес Высоцкого и его командира, еще долго стояло за столом. Люди молча двигали челюстями, пережевывая пищу. Разложив кашу по мискам и котелкам, повара присоединились к общему ужину. На краю лавочки осторожно примостился хозяин дома. От каши он отказался и теперь неотрывно смотрел на старлея из СМЕРШа, понимая, что у того еще возникнет не один вопрос к нему.

– Мы, пожалуй, у тебя останемся, – почувствовав на себе взгляд украинца, сказал особист, – место в сарае найдется?

– Мiсце всiм вистачить, – зачастил старик, – панам офiцерам можна постелити у будинку.

– Нет, я в доме не лягу, – потянувшись, ответил особист. – На улице благодать: тепло, свежо, насекомых – полное отсутствие.

– А я не буду отказывать хозяину в гостеприимстве, – поспешил исправить ошибку старлея корреспондент из газеты.

– Как угодно, товарищ капитан, как вам будет удобней, так и поступайте. Да, кстати, помнится мне, что вы жаловались на дефицит материала. Хотите, я придумаю вам статейку, не сходя с этой лавки?

– Вы? А что у вас есть определенный опыт в этой сфере деятельности?

– Опыт в корреспонденции у меня нулевой, но как говорил мой покойный дедушка: «Не боги горшки обжигают». Я в жизни руководствуюсь тем же принципом.

– Что ж, тогда сделайте такое одолжение.

– А статья у нас с вами, товарищ капитан, будет о событиях происшедших на этом самом месте, ровно три года назад.

– Очень интересно, – проявлял корреспондент неподдельный интерес.

– Так вот. Представьте себе: 1941 год, первые дни войны, полчища фашистов взломали нашу оборону на границе и движутся в глубь страны. Глухой хуторок в предгорьях Карпат, наподобие этого. Как-то утром во двор въезжает несколько грузовиков с немцами. Хозяин – вне себя от счастья. Накрывает им шикарный стол, несет сливовое вино десятилетней выдержки, потчует. Все рады, веселятся. Шутки, смех, улыбки. Но тут из леса внезапно выныривает русский танк. Маленький, но очень злой. Он принимается разгонять всю эту богадельню стрельбою из своего пулемета, и еще долго гоняется за фашистами, давя их гусеницами, пока, в конце концов, его не забрасывают гранатами. Потом раненных немцев кладут в уцелевшие машины и увозят на лечение, а погибших с почестями зарывают на краю полянки, ставят им березовые крестики, а русского героя-танкиста обливают бензином и поджигают его растерзанное, полуобуглившееся тело. Затем уходят и те, которым повезло остаться нетронутыми. А хозяин дома спокойно следит за тем, как догорает и рассыпается в прах труп советского танкиста. Но мало того, он еще все эти три года прилежно ухаживает за могилами фашистов, убирает их, цветы приносит.

Выждав паузу, особист плавно повернулся от капитана к украинцу. При монологе старлея глаза у пожилого гуцула с каждой секундой расширялись, и в них наряду с удивлением читалось отрицание. Все сидящие за столом уже покончили с ужином, но никто не решался встать и уйти, боясь этим привлечь внимание особиста.

– Правильно я рассказываю? – испытывающее глядя в расширенные зрачки старика, тихо произнес особист.