Эжен Скриб - Мавры при Филиппе III

В королевский совет, или тайный совет, который собирался в собственных покоях монарха, при всех обыкновенных случаях допускались кроме первого министра только Великий инквизитор, королевский духовник и некоторые из любимцев, которые из усердия принимали на себя труд думать о благе отечества. Но в таком важном деле, как свадьба, решились допустить к совещанию и других тайных советников и даже некоторых молодых грандов Испании, имевших право на честь заседать в кабинете короля.

В этот день граф Лерма, удостоенный за будущие заслуги отечеству титула герцога, представил королю своего сына графа Уседу, а маркиз Миранда испросил той же чести для своего родственника, дона Фернандо д’Альбайды, одного из первых баронов Валенсии.

Дон Фернандо с смущением, краснея, поклонился монарху и верховному совету, о котором заранее представил себе особенное высокое понятие.

Некоторые из членов рассуждали между собой о костюмах, какие надеть в день въезда королевы.

Великий инквизитор перебирал четки. Первый министр на обороте какого-то королевского повеления чертил карандашом герцогскую корону, а король, опрокинув голову на спинку кресла, смотрел в потолок. Один только архиепископ Валенсийский, дон Хуан Рибейра, казалось, погрузился в какую-то глубокую думу и не обращал внимания на окружающее.

Молодой граф Уседа, гордый своим званием и заслугами отца, с самоуверенностью смотрел вокруг себя и не раз с презрением останавливал взор свой на доне Фернандо, осмелившимся разделить почесть, которая по всем правам принадлежала одному сыну первого министра.

Герцог Лерма по приказанию короля открыл заседание и торжественно объявил собранию, что союз наконец решил теперь еще прочнее соединить потомство Карла Пятого; Его Католическое Величество вступает в брак с дочерью эрцгерцога Карла, Маргаритой Австрийской; потом прибавил, что принцесса изволила выехать из Германии в Италию и уже прибыла в Геную.

После начали совещаться о церемониалах и празднествах. Предложения министра делали честь его вкусу и изобретательности. Правда, роскошь его должна была стоить миллиона червонцев, но он описал королю и совету финансовое состояние Испании в таком блестящем виде, что нельзя было не согласиться с его мнением и праздновать свадьбу короля соразмерно с неисчерпаемыми богатствами государства.

Когда первый министр кончил свою речь, король милостиво кивнул в знак согласия. Прочие советники сделали то же самое. Так делалось всегда, но в этот раз министр, желая доставить сыну случай блеснуть в совете, с улыбкой обратился к молодым членам, только что получившим право подавать голос в присутствии короля.

– Как вы думаете, гранды и господа, барон Фернандо д’Альбайда и граф Уседа? Ваше мнение, вероятно, будет приятно выслушать Его Величеству.

Король в знак согласия кивнул головой, а министр дал знак сыну, чтобы он начал.

Уседа начал речь, приготовленную и просмотренную батюшкой; он обратился к королю с лестным приветствием о союзе, начал прославлять высокие достоинства и проницательный ум короля в управлении делами и в выборе достойных лиц. За этим следовала похвала первому министру и одобрение всех его предложений. Оратор кончил речь восхитительной картиной настоящего и будущего благосостояния всех Испаний и Индий.

За этим последовал говор одобрения. Когда дошла очередь до Фернандо, то он начал скромным извинением своей неопытности и молодости, но перед монархом и верховным советом, удостоившим его вопросов, счел священным сказать правду по силам ума и сердечного убеждения. Потом он с совершенно кастильским благородством и откровенностью приступил к самому делу, признался, что поверил бы с удовольствием в действительность слов графа Уседы, если бы не видел, что он и министр в заблуждении от тех, кто им сообщает сведения. Описав с полной отчетливостью состояние Валенсии, в которой был одним из богатейших помещиков и баронов, он ясно доказал, что города и села обременены налогами, и не только забраны подати уж за два года вперед, но что по случаю бракосочетания короля потребованы вперед за третий год, и этим вместо радостей возбуждено неудовольствие всего населения. Этого король и министр, конечно, не знают, иначе они не поступили бы так несправедливо: обременить одну Валенсию, а другие провинции оставить наслаждаться, по словам совета, богатством и благоденствием было бы совершенно несправедливо. Эта речь, произнесенная с твердостью, привела герцога Лерму и весь совет в неописанное замешательство, которое еще увеличилось, когда король обратился к министру со словами:

– Этот молодой человек прав. Я желаю, чтобы наши верные подданные королевства Валенсии пользовались теми же благами, какими под вашим управлением наслаждаются все провинции, а потому объявите им, что по случаю моей свадьбы они избавляются от налогов и податей на два года.

Но, изумленный молчанием совета, король испугался и нерешительно спросил Лерму:

– Как вы думаете, гранды и господа?

Герцог Лерма, бросив на Фернандо взгляд, полный бешенства, ответил королю с насмешливой улыбкой:

– Если сеньор Фернандо д’Альбайда знает средства управления финансами к пополнению кассы Вашего Величества без налогов и податей, которые нам требуются теперь, то очень обяжете нас, если сообщите их.

– Я готов, герцог! – смело сказал Фернандо. – Я знаю, какие средства можно употребить в Валенсии. Но и в одной этой провинции в несколько дней можно достать не менее четверти суммы, которая требуется на предстоящие празднества.

Министр с изумлением посмотрел на Фернандо, воображая, не шутка ли это. Но тот очень важно продолжал:

– Этого мало. Те, которые принесут вам требуемые деньги, сами будут умолять о принятии; поблагодарят, когда примете, и с криками радости и благословениями пойдут провожать короля и королеву от Валенсии до Мадрида.

Король и все советники вскричали:

– Говорите! Говорите!

Молчание. Граф Уседа с досадой стиснул зубы, а Фернандо собрался с мыслями.

– Ваше Величество, – сказал он, – у вас есть народ, преданный и предприимчивый. Он в эту минуту обогащает Валенсию и Гранаду. Мы, помещики в тех краях, знаем его. Если его не будет, поля наши останутся пустыми, фабрики тоже, и вместо богатства заступит нищета. Я говорю об испанских маврах.

Дон Сандоваль и герцог Лерма вздрогнули; Рибейра, не принимавший участия в суждениях, подпрыгнул на стуле и, несмотря на знаки инквизитора, не мог скрыть своего нетерпения. Фернандо продолжал:

– С некоторого времени и неизвестно на каком основании носятся тревожные слухи и разные толки…

Тут инквизитор с укором взглянул на Рибейру.