Виктор Зонис - Идальго Иосиф

Вошел секретарь.

– Там два посетителя, – почтительно сказал он.

– Что? Кто? Какие посетители? Кто посмел их допустить? – удивлению Торквемады не было предела.

– Брат Алонзо допустил их, – пожал плечами секретарь.

– Брат Алонзо? Ты ничего не перепутал? – еще больше удивился Торквемада. – Ну, если так, пусть входят, – проворчал он, усаживаясь за стол.

В комнату вошли Якоб де Кордоба и Иосиф Бен Эзра. Они нерешительно сделали шаг вперед, поклонились и замерли на месте.

Инквизитор в упор посмотрел на посетителей.

– А я тебя знаю! – ткнул он скрюченным пальцем в Кордобу. – Как это Алонзо допустил вас ко мне? Ладно, я разберусь с этим, – грозно произнес он. И что тебе нужно, еврей? – обратился он к Кордобе.

Иосиф, пользуясь тем, что Торквемада не обращал на него внимания, внимательно рассматривал инквизитора. Маленький, щуплый, словно высушенный страстями, старик сидел в массивном кресле, за старинным, богато инкрустированным письменным столом. Над узкими костлявыми плечами возвышалась непропорционально большая, без единых признаков растительности, голова. Бескровные губы-ниточки делали еще более бледным и без того пергаментное лицо, обтянутое, словно папирусом, тонкой морщинистой кожей. Над длинным, крючковатым носом дьявольским, фанатичным огнем светились водянистые, глубоко спрятанные глаза альбиноса.

У Иосифа засосало под ложечкой. «Зачем мы сюда пришли? – тоскливо подумал он. – Нам не выбраться из этого склепа…»

Кордоба, внешне невозмутимо, выдержал тяжелый взгляд инквизитора.

– Необходимо поговорить. Разреши присесть. Мы половину ночи простояли на улице.

– Ладно, располагайтесь. У меня сегодня хороший день. Пользуйтесь этим. – Торквемада указал на стулья, беспорядочно расставленные в кабинете. – Но времени у меня для вас мало. Есть дела поважнее. Так что говори сразу – зачем пришли?

– Речь идет о папской Булле…

– Я не буду обсуждать с евреями церковные дела! – перебил инквизитор. Если есть другие вопросы – говори.

Кордоба занервничал. Он покраснел и резко возразил:

– Эта Булла не просто церковный документ, она прямо направлена против евреев.

– Да что ты говоришь? – с издевкой в голосе произнес Торквемада. – А она должна была быть во славу евреев? Я сделаю Папе замечание, – захихикал инквизитор.

– Послушай, еврей! – его глаза сверкнули и превратились в узкие щели. – Я и без того оскверняюсь одним вашим присутствием здесь. Тем более, не намерен вступать с тобой в религиозные дискуссии. Могу тебе сказать только, что Булла – это только начало. Мы выкорчуем еврейскую ересь в стране, как старое, сгнившее дерево. Так что мой вам совет, – Торквемада впервые посмотрел на Иосифа, – обратитесь к истинному Богу, отрекитесь от еврейской ереси. Вот в этом я готов вам помочь.

– Принять христианство и обречь себя на унижения и смерть? Как тысячи евреев, которые это уже сделали? – включился в разговор Иосиф.

– Нет, не так. Те, о ком ты сейчас сказал, осквернили нашу веру. Они в тайне продолжали быть евреями и поплатились за это жизнью! – живо отреагировал инквизитор.

– Среди них было очень много тех, кто искренне принял Христа, а их, тем не менее, пытали, и…

– Ну, что ж, значит, они приняли за него муки. Это очень почетно – умереть за Спасителя, – перебил Иосифа Торквемада. – А пытки… Лучше попасть с одним глазом в Рай, чем с двумя – в Ад. Подумайте, пока не поздно, и тогда вы спасете не только жизни, но и дегьги, что для вас важнее, чем души.

– Нет, мы останемся теми, кем нас родили матери. А ты уговоришь короля отменить изгнание евреев! – Кордоба вскочил со стула и подошел вплотную к столу, нависая над Торквемадой.

Инквизитор медленно поднялся и угрожающе воздел руки к небу.

– Ты понимаешь, с кем разговариваешь, жалкий еврей?

– Понимаю! С Томазом де Торквемадой – главой Инквизиции и внуком еврейки Инессы!

Торквемада медленно опустил руки. Его бледное лицо покрылось красными пятнами:

– Лжешь! – выплюнул он в лицо Кордобе. – Лжешь, грязная свинья!

Кордоба сделал шаг назад.

– Не лгу, и ты это знаешь. У меня, хорошо запрятанная, хранится расписка, которую твоя бабка неосторожно дала моему деду, в обмен на купленные товары. А знаешь, что она покупала? Посуду для Седера! – прокричал он.

Торквемада сел на стул и несколько минут рассматривал Кордобу.

– Для Седера, говоришь, – хмыкнул он. – А ты храбрый, даже, я бы сказал, безрассудный, еврей. Ты думаешь, эта расписка понадобиться тебе – мертвому? Или ты надеешься покинуть это место живым? – уже совершенно спокойно произнес он.

Кордоба пожал плечами.

– Даже если я отсюда и не выйду – это не имеет значения. Расписка эта не у меня. И если я не вернусь домой, то она попадет прямо к королю!

– К королю? – усмехнулся Торквемада.

– Жаль, что ты сам не сможешь доставить эту мерзкую бумажку. Заодно спросил бы и про его бабку! Альфонсо мог бы рассказать про нее немало интересного.

Торквемада снова вскочил и зло выкрикнул:

– Вы не только осквернили Бога нашего Иисуса – вы проникли в душу, мозг и кровь Испании! И именно за это пойдете на смерть! Вон отсюда! – прошипел он. – И если ты не хочешь перед смертью испытать небывалые муки – еще сегодня эта расписка должна быть у меня!

Кордоба повернулся и медленно пошел к выходу. Иосиф последовал за ним.

– А тебя как зовут? – вдруг спросил Торквемада Иосифа.

– Иосиф Бен Эзра – растерянно ответил тот.

Так вот, Эзра, к тебе лично я ничего не имею. Бери свою охранную грамоту и побыстрее уходи из страны.

Иосиф побледнел и удивленно посмотрел на инквизитора.

– Да, да, у нас не только длинные руки, но и большие уши! – самодовольно хмыкнул Торквемада. – И не волнуйся, твоему другу Мигелю не сделают ничего плохого за это. Я тоже умею ценить дружбу.

– Иосиф! Пора обедать! – Мириам уже в третий раз звала своего мужа.

Иосиф вздрогнул, посмотрел на нее растерянно и удивленно. Но уже спустя несколько мгновений он тряхнул головой, сбрасывая, как пыль, чугунные мысли, мгновенно превратившись в прежнего – решительного и ироничного хозяина жизни.

– Иду, – сказал он не ей, а себе.

И это была уже дорога, это уже был Исход!

Заканчивалась короткая летняя ночь. Еще до первых лучей солнца, как будто бы по сигналу великого дирижера, со всех концов Испании потянулись караваны повозок, поднимая клубы пыли и грохоча визгливыми колесами по каменистой земле.

Ведомые одной на всех целью, обгоняя друг друга и сталкиваясь, смеясь и плача, евреи покидали Испанию, оставляя за собой километры дорог и дорожек, как будто бы кровь, еще недавно бурлившая в венах и артериях, покидала тело большой страны.

Еще только-только начинало светать. Разбуженные топотом сотен копыт, на улицы и крыши домов высыпали сонные испанцы, удивленно рассматривая движущуюся пеструю массу людей и животных. Они вглядывались в суровые, сосредоточенные лица, иногда узнавая среди них тех, с кем еще вчера вместе поливали потом испанскую землю. То тут, то там с крыш раздавались окрики: