Владимир Леонов - В них и язык, и душа, и свобода. Русь в древних текстах

Как видно, генетический подход, когда народная словесность видится как ступень, предшествующая литературе, не позволяет понять подлинный характер отношений народной поэзии и книжности на русской почве. «Мы не вправе в угоду генетической точке зрения упразднять принципиальную разницу между устным поэтическим творчеством и литературой». На чем же основывалась эта «принципиальная разница», как соотносились письменность и устная словесность на раннесредневековом этапе?

Будем исходить из того, что отношения русской книжности и фольклора в эпоху раннего средневековья следует понимать диалектически. Становление письма в среде устной словесности выступает как внутренний принцип развития русской литературы в средневековый период. Мы договорились считать, что русская литература начинается с принятия христианства, поскольку именно тогда письмо стало культурно маркированной речевой практикой. Исходным пунктом суждения о письменности и народной поэзии как таковых является сознание взаимодополнительности этих двух видов словесного творчества. Письменность и устная поэзия выступили как два начала, организующие диалектику развития словесности.

Вопросы для самопроверки

– С какого времени можно говорить о возникновении оригинальной русской книжности?

– Каков был идеал древнерусской книжности – в отличие от литературы Нового времени?

– Почему фольклор невозможно рассматривать как непосредственный источник русской книжности?

– Какова диалектическая природа развития русской словесности на средневековом этапе?

На начальном этапе становления русской словесности, то есть в так называемый «киевский» период национальной истории (XI—XII вв.), существовала очень важное соотношение: письменность / устная словесность (народная поэзия) . Письмо, появившись, сразу оказалось противопоставлено устному слову по целому ряду параметров. Кратко охарактеризуем основные различия, противопоставлявшие письменность и устную поэзию.

Первейшее различие связано с характером культурной ориентированности письменного и устного слова соответственно. Письменное слово, выражаясь современным языком, диахронично : оно рассчитано на восприятие не здесь и сейчас, а в весьма отдаленной временной и пространственной перспективе, возможно, спустя столетия и в неведомой еще стране. Такое восприятие, выражаясь словами выдающегося русского филолога М. М. Бахтина, принадлежит «большому времени» культуры. В противоположность письменному, устное слово синхронично: оно предполагает единовременность произнесения и восприятия. Певец в устной поэзии не рассчитывал на какую-то перспективу: для него было само собой разумеющимся, что его слово возникает, осуществляет свою роль и канет в небытие именно здесь и сейчас, в единственный момент его произнесения.

Другие различия связаны с отдельными сторонами функционирования речи в книжности и в устной поэзии. Всякая речь, письменная или устная, как известно еще со времен Аристотеля, «состоит из трех элементов:

– самого говорящего,

– предмета, о котором он говорит,

– и лица, к которому он обращается».

Функциональные позиции предмета , субъекта («говорящего») и адресата («к кому обращаются») в книжной и устной словесности заметно различались.

Со стороны предметной составляющей характер древнерусской письменности определялся ее связью с государством и церковью. «Большинство древнерусских писателей, в отличие от народных поэтов <���…> отразили в своем творчестве воздействие морально-философской теории христианства». Христианская тематика была основной и безусловно господствующей в книжности. При этом в оригинальной письменности присутствовала еще и тематика, которая в ХХ веке обыкновенно называлась «патриотической»: тематика, связанная с осмыслением места новообращенной Руси в современной христианской истории.

Вместе эти две идеи – христианская и патриотическая – формировали смысловую основу ранней русской письменности. С другой стороны, тематику устной поэзии формировала сфера, в широком смысле слова, бытовых повседневных представлений людей: сфера вне-церковная – или, можно сказать, «до-церковная», поскольку сам ее состав был теснейшим образом связан с «языческой» картиной мира и каждой своей деталью ее проявлял.

Со стороны состава аудитории-адресата различие было, пожалуй, наиболее важным. Дело в том, что на раннем, «киевском», этапе развития словесности книжность имела распространение и хождение только в очень немногочисленном и сословно обособленном круге древнерусского общества. Существует популярный миф о якобы имевшем место чуде массового христианского просвещения Руси в первые же десятилетия после крещения.

С этим мифом следует расстаться. Просвещение, безусловно, имело место, и его последующий эффект для становления русской культуры переоценить невозможно. Однако оно не было массовым. Мы не говорим сейчас даже о том, что само крещение Руси происходило совсем не безболезненно, а сопровождалось насилием, растянувшимся на столетия, и фактическим «двоеверием», следы которого историки находили еще и в XIX веке. Речь о том, что даже приобщение к христианской литературе в глазах современников выглядело как гибель для рода и семьи: иначе не было бы того плача, которым, по слову Киевской летописи, провожали матери своих детей «в учение книжное».

А дети были привилегированные, из «нарочитой чади». Летопись говорит, что Владимир после крещения «посылал собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное». Таким способом за несколько десятилетий была сформирована весьма немногочисленная, однако очень влиятельная (уже просто в силу сословного происхождения) корпорация книжных людей, общественный авторитет которых держался, с одной стороны, на родовитости, с другой, на просвещенности. Именно в пределах этой корпорации главным образом и имела хождение книжная христианская культура.

В противоположность ей, устное поэтическое творчество не было ограничено в составе своей аудитории какими-то рамками. Д. С. Лихачев справедливо отмечал, что в русской словесности «до XVII в. систему литературных жанров мы не можем рассматривать как самостоятельную. Она дополнялась системой жанров фольклора». Книжность обслуживала лишь ту сторону общественной жизни, которая была связана с церковно-государственными интересами. Все прочие стороны жизни людей, касающиеся их «мирского» бытия, сопровождались обращением к устной поэзии. Рождение, брак, личные отношения, судьба, смерть – для всех этих аспектов человеческого бытия существовали устнопоэтические жанры, к которым обращались люди независимо от своего сословного статуса. Правильно будет сказать, что аудиторией устной поэзии были все русские люди , тогда как аудитория книжности составляла в этом множестве лишь небольшой его участок.