Магомед Султанов-Барсов - Большой Умахан. Дошамилевская эпоха Дагестана

После некоторых церемоний Гамач извинился перед двоюродными братьями и сестрами и женой покойного, за то что он не может остаться с ними в столь горький для них час испытания. Он ссылался на то, что его ждет Нуцал по неотложным делам.

– Да, да, конечно, Гамач, мы понимаем, иди: с нуцалами не шутят…

Но по их взглядам было видно, что они ему не поверили, его уход посчитали трусостью. Как бы то ни было, Гамач не мог с ними оставаться долго. Он спешил во дворец к Правителю, уже просчитав в своем философском уме десятки возможных последствий для язычников, да и для него самого тоже, если совершит ошибку. Нечто подобное уже давно могло произойти и с ним, но он всегда был осторожен в речах. И потом, у философа вблизи Престола были иные проблемы и более могущественные враги, чем те, кто участвовал в убийстве язычника. И Гамач знал, что эти самые его враги ждут тишь удобного случая, чтобы обвинить его в куфре 23 23 Куфр (араб.) – безбожие, атеизм. и отдалить от двора, а там и расправиться с ним. Ведь за спиной ученого не было ни могущественного клана, ни даже родственника. Лишь друг, воитель Шахбанилав, мог о нем побеспокоиться, что единственно и утешало сейчас Гамача, который по сути дела не был безбожником и совсем неплохо относился к исламу. Только вот Аллаха он понимал как философ, во всей бесконечной загадке бытия, тянущейся от физики до метафизики, от мира видимого до мира невообразимого. А это выше мозгов алимов и имамов, которым, как ни странно, не дано перешагнуть в мир абстракций и вероятных категорий. Имамы мечетей и алимы медресе, привыкшие к голой зубрежке текстов Корана и хадисов, как замечал Гамач, не очень-то любят утруждать мозги последовательным мышлением. Что же до родственников Нуцала, которые недолюбливали философа, то их интересовали не столько торжество религии в Аварии, сколько закрома своих амбаров и самые различные подати, порой даже незаконные. И вот тут-то и попадал философ в немилость ко многим придворным. Рассказывая истории могущественных и не очень монархов Востока и Запада, Гамач постепенно подводил Нуцала к мысли, что казна Престола всецело должна служить Престолу, а не многочисленной родне Правителя.

В своих уроках по философии Гамач наставлял Нуцала, что воины, провалявшиеся снежную зиму на теплых шкурах, поедая вдоволь хинкалы с сушеной бараниной, к лету становятся значительно грузными и ленивыми… Чуть помашут мечом – уже одышка! А ведь бывает, что воину, потерявшему в бою коня, приходится ловить другую лошадь, мечущуюся по полю без хозяина. Разжиревший воин в кольчуге и двух сотен шагов не пробежит – свалится на землю без сил. Вот если бы выбирать лучших из лучших воинов, да кормить их из амбаров, заполняющихся от податей, обучая военному низаму 24 24 Низам (араб.) – дисциплина, тактика, предмет обучения воинскому делу, общественному порядку и т. д. зимой и летом, то казна Престола стала бы быстрее пополняться серебром и золотом. Затраты на армию возвратятся сторицей…

* * *

Все три ворота замка были открыты настежь, но приставленная к ним стража из самых рослых воинов с большими мечами и острыми секирами зорко наблюдала за всеми входящими и выходящими.

Самые большие – железные – ворота, обитые бронзовыми листами, вели в просторный внутренний двор замка, где росли широколиственные платановые деревья, вдоль дорожек зеленели низко стриженые кусты жасмина, горели огромные красные розы и синели маслянисто-пахучие цветы лаванды. Вокруг большого круглого бассейна, в котором плавала форель, возвышались каменные львы, быки, драконы и волки-скульптурные работы раба из далекой страны, купленного на тифлисском рынке еще дедом Мухаммад-Нуцала Андуником 25 25 Андуник (в аварской транскрипции Пандуник!, соответствует грузинской транскрипции в последнем звуке): грузинское – Андроник, русское – Андрей. Третьим.

Этот прекрасный сад со множеством беседок, забранный с четырех сторон каменными стенами замка, сегодня был полон народа. Гости Нуцала из самых разных уголков Дагестана гуляли по нему, сидели на лавочках или в беседке на коврах, а стройные кроткие невольницы порхали, словно бабочки, с подносами, полными яств, – ешь и пей, что хочешь, но не забудь воздать хвалу Богу, с пожеланиями здравия новорожденному царевичу. В этот поистине прекрасный сад выходили галереи террас со второго и третьего этажей буквой «П». Четвертый же этаж тянулся только над главным корпусом замка, собственно дворцом аварских правителей. А еще с двух сторон замка, с фасада и тыла, возвышались семиэтажные башни с бойницами.

Кроме просторного сада, в замке было еще три двора, куда вели черные ворота, которые находились за левым углом от площади.

Один двор отводился нуцальским нукерам и дворцовой страже, где они круглый год упражнялись на мечах, топорах и копьях, а также состязались в борьбе, по правилам которой можно было наносить удары ладонью по лицу и телу. Здесь получали свои воинские уроки все нуцалы, родившиеся после 1424 года, когда Чархи-Нуцал выстроил этот большой неприступный замок, разрушив полуязыческий-полухристианский храм, оставшийся от Владыки Сарира по имени Баар-бер, что значит «Красный глаз». Баарбер правил Хунзахом задолго до появления здесь великого миссионера Абулмуслим-шейха аль-Курейша.

Второй двор был отведен для лошадей Нуцала и его дорогих гостей. Конюшня при замке вмещала до ста коней.

Третий двор был самым замкнутым и зловещим. Им пугали взрослые хунзахцы непослушных детей. Здесь и находилось печально знаменитое подземелье и богатый зверинец…

В каменном подземелье было множество ниш, закрытых толстыми решетками. Дым от горящих факелов выходил из вытяжек в стенах. Здесь содержались преступники и прочие злодеи, а также приговоренные к смертной казни разбойники. В одной рукописной книге говорится, что сам знаменитый Хочбар взмолился о пощаде, когда его впервые заточили в это мрачное подземелье. И не мудрено: подземелье было страшное, навевающее невольные мысли о всех адах мира, какие только повествуются в религиозных учениях. Хочбар же, будучи как-никак мусульманином, решил, видно, если уж попадать в ад, то только в мусульманский, и повинился перед Андуником Третьим. Но, как сохранилось в преданиях, дерзкий гидатлинец все равно не смог расстаться с привольной жизнью, опять начал угонять хунзахские стада и похищать яснооких красавиц, за что и был в конце концов казнен…

Ворота, отлитые из чистой бронзы, прямо с площади вели в Тронный зал, где Нуцал проводил важные собрания, на которых решались вопросы войны и мира, сложные суды по тяжким преступлениям, когда приходилось казнить или миловать, или принимал дорогих гостей и иноземных купцов.