Роман Булгар - Пропавшее кольцо императора. IV. Нашествие орды

Легкокрылый посланец, взмыв в небеса, превратился в невидимую точку, растворился в голубизне неба, помчался, без устали взмахивая крыльями. Заложенные самой природой инстинкты с необъяснимой силой тянули его в то место, откуда его привезли в город. Он не успел толком разогнаться, как под ним замелькали знакомые очертания небольшого аула. Еще немного, и голубок опустился, сел на приступок и клювиком постучал в небольшое оконце…

Солнечные лучики, отразившись от зеркальной поверхности воды, скользнули вдоль бойницы, проникли внутрь деревянной башни, где дремал часовой, защекотали в носу разомлевшего от сна воина. Тот забавно поморщился, громко чихнул, от чего окончательно проснулся и пугливо оглянулся: не заметил ли кто случаем, как он задрых на посту.

Несколько раз глубоко вздохнул он и потянулся, разгоняя сонливую дремоту. Вот и ночь прошла, не заметишь, как и смена подойдет.

Сейчас появится караулбаши, и время пришло открывать ворота. Словно желая самого себя убедить в этом, нукер посмотрел вниз. Рядом с воротами, по ту сторону крепостной стены, заметно стало шевеление. Задвигался люд, что не успел попасть в город с вечера, припозднился и наткнулся на крепкие ворота, предусмотрительно закрытые на ночь.

Сонные пастухи подгоняли стада овец, громче становилось слышно их бестолковое блеяние. С другого конца тяжело вышагивали коровы, лениво поводя низко опущенными рогами из стороны в сторону.

Неподалеку важно шествовали диковинные животные – верблюды, легко тащили на себе объемные тюки с заморскими товарами: шелковой одеждой и тканями, пряностями и сладкими сушеными фруктами, тончайшими вазами из китайского фарфора и зеркалами из Венеции.

Вдоль дороги потянулись легкие двухколесные арбы и груженные доверху повозки. Шум за воротами все усиливался. Поднимался и креп недовольный ропот. Окрепнув, он вспорхнул громким криком:

– Эй, отворяйте!

– Вовсе заспались, – не поднимая глаз, проворчал возница, длинным концом поводьев нервно постукивая себя по голенищу сапога.

Накануне у его повозки отвалилось колесо. На непредвиденную остановку и починку ушло время. И, как они после ни торопились поспеть, несговорчивые стражи подняли подвесной мост прямо на их глазах. Пришлось им заночевать в открытом поле.

– В былые годы давно бы отворили, – вскользь заметил одинокий путник, путешествующий налегке. – А в этот год все тянут и тянут, словно ждут, пока солнце не достигнет зенита.

– Строги ноне порядки, ворогов опасаются…

Презрительная усмешка скользнула по тонким губам путника:

– Чего им бояться, сидят за высокими стенами…

Неодобрительно покосившись в сторону насмешника, возница с ног до головы ощупал его взглядом. От него не укрылись слегка раскосые, восточные глаза соседа, его кривоватые ноги, что явно говорило о том, что не совсем уж дальние, может, и совсем уж близкие предки этого слишком разговорчивого путника предпочитали больше передвигаться на лошадях, и с головой выдавало в нем степняка. Хотя, кто его знает.

Много среди них жило выходцев из разных народов. И сами они, булгары, поговаривают, когда-то пришли на эти земли из степей.

Только одним людям Аллах дал открытые и чистые глаза вместе с желанием мирно трудиться, а вот другим от него достались узкие глаза разбойников и наглых грабителей, что сами по себе ленивы, привыкли весь день в рассеянной праздности покачиваться в седле, жить за счет других народов и племен…

– Эй, открывай! – закричали снизу.

Словно только и ждавшие, тотчас же застучали по проходу тяжелые каблуки караулбаши, который давно уже с усмешкой наблюдал сверху за скопившимся за закрытыми воротами людом. Он и сам прекрасно знал, что пора открывать, но по привычке медлил, выискивая глазами чужаков и особо недовольных. Но больше всего он старался выискать тех, кто пытался слиться с толпой, выглядеть в ней неприметным, что порой и подводило, именно излишнее усердие казаться таким, как и все.

И те, и другие были опасны. Вторые куда больше, чем первые. Нет ничего опаснее, чем враг тайный, тот, что пытается влезть и скрыться под чужой личиной.

Не мог и не обошел своим вниманием караулбаши шибко горячо выступающего степняка, почему-то путешествующего пешком.

Странновато оное, если того еще не хуже. Не мешало бы задержать его и основательно прощупать: кто такой, зачем явился в их город, по какому праву их честной народ разговорами смущаешь и мутишь?

Подозрительный человек, никакого к себе доверия не внушает…

Скрипя, медленно, никуда не торопясь, опустился подъемный мост. Потом стражники открыли ворота и высыпали наружу, скрестили копья, показывая, что всем необходимо соблюдать порядок. И люд мгновенно поутих, подтянулся и стал терпеливо ожидать своей очереди.

Первые возы прошли, вторые…

По молчаливой указке караулбаши перед разговорчивым путником вырос стражник и потянул его в сторону. Толпа настороженно ахнула.

– Туда ему, ворогу, и дорога, – сквозь зубы процедил возница, еще раз скользнув по путнику своим тяжелым взглядом. – Что-то многое болтает, не лазутчик ли татарский…

Татары… татары… Это страшное слово у многих нынче на слуху…

Пока внимание стражников отвлеклось на неподдельное возмущение путника с раскосыми и бесшабашно разудалыми глазами, мимо них не замеченный никем прошел сгорбленный старик с седой всколоченной бороденкой, держа в своей руке поводья от запаршивевшей лошаденки.

Его-то пропустили. Чего с убогого доходяги еще взять, кроме тех насекомых, что он таскает на себе да на своем шелудивом мерине…

– Кто ты такой? – караулбаши грозно нахмурился, уперев тяжелый взгляд в задержанного степняка.

– Странник я. Бегу от беды, – нисколько не испугавшись, отвечал человек. – Из саксинов нижних мы, рядом с буртасами жили. Татары пришли, сильно притесняют нас.

– Что же ты, баешь, будто всю дорогу к нам пеший и прошел? – караулбаши недоверчиво прищурился.

Узкоглазый пересмешник притворно вздохнул:

– Лошадка моя по дороге пала. От своих я отстал. Не стали они меня дожидаться. Вперед уехали. Обещали после навстречу чего выслать. Да, видать, забыли. Не до меня, сиротки, им стало…

Вроде бы, и правду говорил степняк. Много людей с тех краев к ним шли. Но по одежке-то его не верилось в то, что он пеший совершил долгий путь – штаны на нем, как новые, и сапоги вовсе не стоптанные. Будто бы вчера только их сапожник стачал или пару деньков назад.

– Брешешь, собака узкоглазая! – надвигаясь с плеткой в руке кинул сквозь зубы начальник караула.

– Вот те крест! – истово перекрестился степняк, задирая голову и словно случайно обнажая своим неловким движением руки тоненькую серебряную цепочку с маленьким простеньким крестиком из того же металла. – Истинную правду говорю, ни слова не соврал!