Роман Булгар - Пропавшее кольцо императора. IV. Нашествие орды

Не теряя драгоценного времени, больше не имея за своей спиной острых мечей аланов, Субэдэй быстрым маршем повел тумены в земли беспечно пирующих половцев, которые со всей присущей им радостью обмывали, как им казалось, условия крайне выгодного мира.

Уверенные в вечном мире и своей полной безопасности, кыпчакские ханы с отдельными отрядами спокойно разъехались по своим родовым стоянкам. Монголы гнались за ними по пятам. Половецкие кочевья были безжалостно разграблены, будто по ним прошелся уничтожающий все и вся смертельный ураган. Богатства же ими, монголами, было взято вдвое против того, что они сами в дар половцам до того принесли.

Те же из кыпчаков, что жили далеко в степи, услышав о вероломном нашествии монголов, поспешно разобрали юрты. Навьючили они на верблюдов все свое имущество и бежали, кто куда мог: одни спрятались в болотах, другие в лесах в верховьях рек Калмиус и Самар (притоки Днепра), где издревле были дремучие леса и непроходимые болота, по руслам этих рек шел оживленный водный торговый путь от Приазовья к Днепру. Многие удалились в земли русские и венгерские.

Торжествующие и празднующие свою полную победу монголы гнались за убегающими кыпчаками по берегам Дона, пока не загнали их в синие воды Хазарского (Черного) моря и там большую часть их, не пожелавших сдаться на милость победителям, утопили.

После разгрома алан и кыпчаков тумены монголов весь 1222 год совершали грабительские набеги по всему Северному Причерноморью.

Один из их отрядов дошел даже до хазарского (крымского) Судака, где татары захватили большую добычу. В этих походах вместе с ними принимали участие и многие половцы, что переметнулись на сторону победителей, считая, что лучше быть в доле с ними, чем нищенствовать в дотла разоренных кочевьях. Злато и серебро не пахнут…

До нападения монголов к Судаку приходило много чужеземных кораблей с одеждами, тканями и другими товарами.

Кыпчаки выменивали их на невольников, меха черно-бурых лисиц и белок, на кожи, козьи и телячьи…

Узнав о приближении монголов, жители Судака в панике бежали, укрылись в горах, сели на корабли и отплыли по морю в Требизонт.

Разграбив город, тумены снова отошли на полночь для отдыха в кыпчакских кочевьях, где тянулись обильные травой луга.

Там повсюду виднелись плодородные поля, распаханные рабами, бахчи с темно-зелеными арбузами, со сладкой алой сердцевиной, тающей во рту, и огромными рыжими тыквами. В огромном количестве там паслись тучные стада молочных коров и тонкорунных баранов.

Не видавшие этакого изобилия, монголы хвалили эти степи. Многие воины говорили, что тут их коням так же хорошо и привольно, как на родине, на берегах Онона и Керулена.

Но Угхах все-таки думал, что монгольские степи ему куда дороже. Нет, он их не променяет ни на какие другие степи. Он хотел только одного – поскорее вернуться на берега родного Керулена.

Но вокруг упорно ходил слух о том, что они не остановятся, пока не завоюют всю Вселенную. Кому-то эта идея сильно нравилась, многие в ответ только улыбались и благоразумно помалкивали.

Недолго пробыли отряды монголов в главном городе кыпчаков Шарукане (Харькове), основанном булгарами. Потом в нем поселились хазары. А после их исчезновения на эти земли пришли половцы.

В этом городе в большом количестве имелись каменные постройки, оставшиеся еще от прежних хозяев, до половины вросшие в землю, и амбары со складами заморских и иноземных товаров.

Но много больше виднелось разборных юрт, в которых обитали и кыпчакские ханы, и их простые воины, слуги. Зиму они проводили тут, весной дружно откочевывали из города в степь…

С приходом монголов заморские купцы, безмерно опасаясь войны и грабежей, перестали торговать. И тогда город Шарукань, основательно разграбленный и местами сожженный, опустел, по нему загулял ветер. Тумены ушли к Лукоморью – побережью Азовского моря.

– Зимуем тут! – Субэдэй ткнул пальцем в сторону правого заднего копыта своего жеребца. – Мой шатер ставьте здесь! Ы-ы-ы! – ощерился он, дико сверкая единственным глазом, от взгляда которого цепенели спины, кровь стыла в жилах воинов. – Чего стоите! Время пошло!

Как бы далеко ни ушло монгольское войско от своего Повелителя, оно неуклонно и неукоснительно соблюдало строгие законы «Ясы» Чингисхана. На месте очередной стоянки временные лагеря окружались тройной и четверной цепью бдительных и неусыпных часовых.

В степи, на всех дорогах и охотничьих тропах, ведущих в земли булгар, русов и угров (венгров), маячили караульные посты. Дозорные, разбросанные по степи, перехватывали и ловили каждого, кто только ехал или шел по дороге. Тщательно расспрашивали, затем отсылали к Субэдэю тех, кто знал неизвестные им новости о соседних народах и племенах, остальных просто рубили за ненадобностью.

Выбрав себе место для зимовки, монголы поставили свои курени в низинах между холмами, чтобы как-то укрыться от постоянно дующих и пронизывающих до костей ветров.

Повсюду ощущалась близость к морю. В центре куреня ставилась юрта тысячника, а вокруг нее несколькими кольцами расставлялось до двух-трех сот походных шатров и юрт, тех, что везли с собой или же отобрали у кыпчаков. Курень насчитывал до тысячи воинов.

Большая юрта тысячника выделялась среди всех. Возле нее высился отличительный знак – рогатый бунчук из конских хвостов.

Как и во время похода, возле шатров и юрт, пофыркивая, привычно стояли оседланные кони, с туго повязанными поводьями.

Остальные лошади огромными табунами паслись в степи слугами-конюхами из кыпчаков под бдительной охраной немногочисленных дозоров. Монголы своих чистопородных коней никогда не привязывали и не стреноживали. Монгольские кони никогда не уходили от хозяев.

Воин мог полностью доверять коню. Но и конь мог полностью доверять человеку. Они даже в чем-то были схожи: воины из армии Чингисхана и верные боевые товарищи, высоко дисциплинированные, выносливые, способные выжить в самых тяжелых условиях…

Отправленные в поход военачальники не ладили между собой, хотя они и посланы были Чингисханом для выполнения одного дела.

Они постоянно спорили и всякий раз хотели уличить друг друга в ошибке, в неправильных решениях. Великий каган специально отправил в поход их обоих, как делал всякий раз со своими нукерами, посылая вместо одного двоих. Для него не являлось секретом то, что соперники всегда стараются отличиться и проявляют при этом незаурядное рвение и свои всевозможные таланты.

Баловень судьбы Джебэ был невыносимо горд, самоуверен, горяч до вспыльчивости. Казалось со стороны, что этот человек просто уверен в своей непогрешимой правоте, нигде не допустит промаха, если он метко стреляет и с шести десятков шагов попадает в голову бегущего суслика.