Андрей Расторгуев - Предел прочности

В штуцерниках только умелые стрелки, в основном унтер-офицеры. Уж эти-то не промажут.

Грянули выстрелы и с других высот. Стрельба велась непрерывно. Конники падали. Нет, сыпались, будто сухие листья с осенних деревьев. И чем они ближе, тем гуще устилали землю своими телами.

Перестроившийся в каре батальон продолжал идти по низине.

– Парфёнов! На ту вершину! – слышится зычный голос Котляревского, и егеря, сбегают вниз, набирая скорость, чтобы скорее взобраться на противоположный склон.

Пока бегут, отстреливается каре. Вот и вершина. Встали, прицелились… Всё повторяется.

Лисенко мало что соображал. За него работали рефлексы. Страх гнал вперёд, за бегущими егерями. Боясь отстать, поручик носился вместе с ними, как угорелый. Куда Парфёнов бросал свой отряд, туда и он. Задыхался, едва переставляя ноги, но бежал.

Следующая высота. Отстрелялись, прикрывая медленно ползущее каре, и дальше. Только вперёд. И нет времени задуматься – куда, зачем?

– На тот холм! Сбить неприятеля! – шпага майора указывает на соседнюю вершину.

Там столпились конные персы, направив длинные фитильные ружья на марширующий внизу батальон. Идти на них? Но ведь тогда они откроют огонь по наступающим…

Егеря бросаются в атаку. Страх снова гонит Емельяна за солдатами. Всеми силами стараясь втоптать свои чувства в землю, поручик проворно взбирается по склону. Свистят пули, иногда прерываясь коротким «чвак!». И тогда падает рядом егерь, а то и два, роняя штуцер и нелепо дёргая руками. Стараясь не обращать на это внимания, поручик заставляет себя карабкаться дальше.

– Плииии! – орёт истерично, едва головы егерей показываются над вершиной.

Залп, и сквозь дым в рукопашную.

Но не с кем драться. Персы удирают с холма, нетерпеливо нахлёстывая коней.

Остаётся только стрелять вдогонку, поджидая, когда пройдёт каре. И снова опрометью вниз, к очередному холму…

Неизвестно, сколько бы это длилось. Карягин вовремя заметил плоский курган с разбитым на нём татарским кладбищем. Небольшой минарет и надгробные камни вокруг. К тому же окопано со всех сторон. Готовый редут. Можно хорошо закрепиться.

Теперь штуцерники, тяжело дыша, разбегаются по краям кладбища, занимая позиции.

– Третья… шеренга… заряжай! – выдавливает Емельян и в изнеможении опускается на ближайшую могильную плиту позади своего взвода.

Стрелкам, впрочем, напоминания ни к чему. Достав патрон, уже откусывают пулю, сыпят порох в ствол. Передний ряд целится в гарцующих в отдалении всадников, больше не рискующих нападать на злых, огрызающихся русских.

Конские упряжи тянут по склону вверх оба орудия. Артиллеристы в мокрых от пота мундирах, прильнув к лафетам, помогают руками.

– Давайте, ребята! Немного осталось! – подбадривает их командир, подпоручик Гудим-Левкович.

Он спрыгивает с коня и присоединяется к солдатам, хватаясь за спицу пушечного колеса и натужно толкая её вперёд.

– Быстрей, быстрей, родимые! Вот, вот… Веселей пошла!

Преодолев подъём, орудия растаскивают по сторонам. Живо снимают с передков, устанавливая стволами к неприятелю. Следом, тарахтя на камнях, взбирается обоз. А на курган уже марширует батальонное каре с развёрнутым знаменем, под мерный стук барабанов.

Ну, слава богу! Не надо больше никуда бежать. По крайней мере, прямо сейчас. Хоть немного дадут отдохнуть.

24 июня 1805 года

Карабаг, урочище Кара-агач-Баба, мусульманское кладбище

Нет, не знал Карягин об этом кургане с мусульманским кладбищем. Зато был у него проводник – друг-армянин, подсказавший надёжное место, где смело можно расположиться на отдых. Даже на глазах у наседающего неприятеля.

Друга этого звали Ованес или проще Вани. Он из меликов, то есть потомок знатного армянского рода. Правда, отец Ованеса работал простым ремесленником – занимался ювелирным делом. Сын помогал ему в мастерской, но недолго.

Ибрагим-хан, насаждая свою власть в Карабаге, вёл постоянные войны с меликами Хамсы, как называли этот край сами армяне. В стране лилась кровь, собирались на битву конные рати. То здесь, то там раздавался звон сабель. Стал ареной кровавых схваток и Джраберд, родное меликство Вани, раскинувшееся в живописнейшем уголке Карабага между горными реками Тартар и впадающей в него Хачен. В тех местах и жил Ованес, чьё селение именовалось Касапет.

Оставив отцовскую мастерскую, он взял ружьё, сел на коня и в тайне от родных покинул отчий дом. Подался к джрабердскому мелику Ровшану, сражавшемуся со всеми, кто приходил с мечом на его землю: с персами, с ганжинским ханом Джавадом, с карабагским Ибрагим-ханом и прочими завоевателями. Со временем возглавил один из конных отрядов и получил прозвище Вани-юзбаши, что значит «сотник Вани».

Надежды на избавление от постоянных набегов и произвола карабагского хана мелик Ровшан возлагал на русскую армию, безоговорочно веря в силу её оружия. Вместе с князем Цициановым он осаждал Ганжу. Храбро сражался там и его сотник Вани.

Когда город пал, Ровшан перевёз туда свою семью. Вслед за ним Джраберд покинуло ещё около трёхсот армянских семей, спасаясь от гонений Ибрагим-хана. Они обосновались в окрестностях Елизаветполя. Но неимоверная жара, непривычный климат и необустроенность породили болезни. За лето умерло порядка пяти сотен человек. Беглецам пришлось искать другое место. Настоящим спасением для них стала деревня Восканапат в том же Ганжинском ханстве, где оказалось более прохладно.

Среди этих переселенцев был и Ованес. Только не стал он покидать захваченный город. Остался в Елизаветполе, где сдружился с полковником Карягиным, под началом которого штурмовал стены Ганжинской крепости. Карягин помог обустроиться на новом месте. Его полк составлял городской гарнизон и одновременно вёл наблюдение за неприятельскими партиями, снующими повсюду в поисках лёгкой наживы. Житья от них не было. Вот и взялся сотник Вани выслеживать этих разбойников. А потом вместе с егерями гнал прочь с вновь обретённой земли.

Узнав, что Карягин выступает против персов, Ованес взял несколько верных людей и, не раздумывая, примкнул к нему.

– Я пригожусь, – сказал полковнику. – Никто не знает этих мест лучше меня.

Действительно, пригодился. Вряд ли шеф полка в пылу боя обратил бы внимание на торчавший вдалеке минарет. Вани подсказал, что там очень выгодная позиция. И вовремя.

Когда уставшие, измотанные непрерывным шестичасовым боем люди взошли на курган, им открылся вид на большой лагерь персов, разбитый на берегу реки Хачинчай, протекавшей верстах в четырёх впереди. Там, как выяснилось, расположился весь десятитысячный авангард Пир-Кули-хана. Через него бы точно не пробились.