Андрей Расторгуев - Предел прочности

Они вышли. Что ж, здесь, в небольшой приёмной, тоже были постелены ковры и лежали подушки. На них и примостились. Только разуваться и поджимать под себя ноги не стали.

В «тронном зале», между тем, кипели настоящие страсти. Старейшины спорили так громко, что без труда можно было каждого услышать и разобрать слова. Жаль, тараторили быстро. Лисаневич не успевал схватывать.

– О чём толкуют? – спросил он Джораева, который тоже внимательно вслушивался в доносившуюся из-за двери перепалку.

– Пытаются отговорить Ибрагим-хана подписывать трактат.

– А он?

– Молчит. Пока только спрашивает. Они промеж собой спорят.

– Чего тут спорить. Либо к нам пойдут, либо персияне им на глотку наступят.

– Об этом и спорят, слушай. Кто-то кричит, что русские лишат Карабаг независимости…

Майор скептически фыркнул:

– Будто бы Персия им свободу на блюдечке преподнесёт.

– Вот-вот, слушай, этот крикун так и сказал. Если хотим быть свободными, да, надо к персиянам идти. Они, мол, наши единоверцы.

– Здесь и армяне живут. Христианский народ, между прочим.

– Вай, ты о чём? Когда это армян спрашивали? Нет больше братства Хамсы. Забыл? Татары в Карабаге правят… О, хан заговорил.

Действительно, галдёж смолк. Слышен единственный голос.

– Ну, чего там? – Лисаневич нетерпеливо толкнул в бок притихшего Джораева.

– Э, дай дослушаю, да. – Тот опять отвернулся, обратившись в слух.

Пришлось полагаться на себя. Дмитрий понимал через слово:

– …Вы все прекрасно знаете о коварстве Баба-хана… Всё равно придёт на наши земли… Будет жечь хлеба, уводить людей и скот… Я предпочту заключить союз с русскими…

Гул голосов. Кто-то недовольно высказывается, но хан прерывает:

– Мой внук будет залогом добрых отношений. Ему в аманатах обещано должное содержание.

Снова ропот. Несколько раз подряд звучит имя Мухаммед. Он-то тут причём?

Лисаневич не может ничего разобрать. Толкает Никия:

– О принце, что ль, заговорили?

– Да. По условиям трактата, оказывается, должны отдать в залог его сына в Тифлис.

Вот оно что. Азиаты зачастую содержат родственников подданных у себя в заложниках. Вполне обычная практика, в том числе, для Закавказья, успешно используемая и русскими. Такой своеобразный короткий поводок для вассалов. Окажешь неповиновение, у твоего родича голова с плеч.

Спор длился долго. Лисаневич и Джораев успели выпить всё вино и съесть все фрукты, принесённые ханскими слугами. Наконец, двери распахнулись, и галдящая толпа беков хлынула мимо слегка захмелевших русских на выход из дворца.

Вслед за иссякшим потоком появился Мухаммед.

– Хан желает говорить с вами, – сказал устало и посторонился, пропуская посланников.

Ибрагим, казалось, постарел за это время ещё лет на десять. Щёки впали, под глазами набухли мешки, глубже прорезались морщины…

– Передайте князю, что я согласен, – произнёс он глухо. – Пусть назначает время и место, где мы сможем встретиться и заключить договор.

На этом аудиенция была окончена. Мухаммед вывел гостей на улицу.

Пока ждали коней, Лисаневич, испытывая неловкость, попросил Джораева перевести:

– Прошу меня извинить, Мухаммед-ага. Я не знал, что в аманаты предложено передать вашего сына.

– Знай вы об этом, разве что-нибудь изменилось бы? – равнодушно бросил тот. – Нам не дано вершить свою судьбу самим. За нас это делает Всевышний. Если ему будет угодно забрать жизнь моего сына, так тому и быть. Никто не в силах противостоять великому промыслу.

– Надеюсь, этого не случится.

– Как бы там ни было, я утешусь тем, что рядом со мною остаётся мой старший сын Джафар, моя надежда и опора.

Чёрт! Выходит, ханский внук ещё совсем ребёнок. Невесёлая участь – с ранних лет заложником стать.

В зарослях сада, вплотную подступавшего к стенам дворца, послышался заливистый девичий смех и весёлые детские голоса. Странно слышать столь обыденные, вполне себе мирные звуки после пережитого за день. Дети всегда остаются детьми. Будут играть и веселиться, пусть даже под грохот орудий, не замечая, что взрослые увлечённо разрушают окружающий мир.

Между веток замелькали пёстрые одежды ребятишек. Их стайка с шумом выпорхнула из-за деревьев. Девчонки с мальчишками хватали мокрый снег и швырялись друг в друга, не замечая стоявших у крыльца чужаков с Мухаммедом.

– Султанет! – строго прикрикнул принц.

Дети одновременно повернулись, перестав баловаться. Одна из девочек сноровисто подскочила к Мухаммеду.

– Да, братец? – взвился бойким перезвоном её высокий голосок.

Э, да она уже не ребёнок. Лет пятнадцать, наверное. Можно сказать, невеста. Девушки здесь рано выходят замуж.

Румяные, слегка припухлые щёки. Приоткрытый рот, из которого вырывается пар. Аккуратный, прямой носик, большущие глаза и тонкие, красиво изогнутые чёрные брови. На голове цветастый платок, обрамлённый бахромой из монет. Короткая меховая куртка, широченная юбка. Словом, восточная красавица.

Лисаневич не мог отвести взгляд, хотя прекрасно понимал, что нельзя так откровенно пялиться на девушку. Она, казалось, только теперь заметила гостей. Испуганно зыркнула на Джораева, потом на необычную одежду Дмитрия…

Их глаза встретились. Одно долгое мгновение русский офицер и татарка смотрели друг на друга. Потом она потупила взор, а Лисаневич стоял, точно пришибленный, мало что соображая. Казалось, внутри всё вспыхнуло и отмерло. Ничего не чувствовал кроме бешено колотящегося сердца.

– …Идите играть в сад, – говорил Мухаммед.

Казалось, он далеко-далеко, хотя стоял совсем рядом.

Словно во сне увидел Дмитрий удаляющуюся точёную фигурку девушки.

– Моя сестра, Султанет-бегим, – недовольно проворчал принц, но тут же улыбнулся. – Младшими детьми занимается. Присматривает.

Подвели коней. Лисаневич запрыгнул в седло. Бросил прощальный взгляд на деревья, среди которых, где-то в глубине сада, гуляет сейчас юная принцесса. Красивая и женственная, будто сошла с иконы Божьей Матери.

«Султанет», – повторил про себя, смакуя это замечательное имя…

Спустя ровно четыре месяца, Ибрагим-хан встретился с князем Цициановым в лагере на реке Кюрек-чай, в тридцати верстах от Елизаветполя. Там он и принёс присягу на верноподданство русскому Государю императору, подписав трактат.

Через неделю туда же прибыл его тесть, Селим-хан шекинский, который подтвердил присягой своё подданство, принятое ещё в начале февраля.

Это в конец обозлило Персию. Близ Тавриза собралась большая персидская армия числом порядка сорока тысяч человек, нацеленная на Грузию. Другая, едва ли меньше, квартировала в Карадаге, выдвинув сильные авангарды к Араксу и Эривани.

Чтобы дать отпор персам в случае их вторжения в Карабаг, майору Лисаневичу было предписано занять своим батальоном Шушу. Поскольку такая мера предусматривалась Кюрекчайским договором, сразу по его заключении Лисаневич вошёл в Шушинскую крепость с шестью ротами егерей и тридцатью казаками при трёх орудиях.