Михаил Папсуев - Там, где вызывали огонь на себя. Повести и рассказы

Жаль, что после всех жизненных перепитий Дмитрий Степанович разбился на мотоцикле.

…

Не знаю, насколько правдивая исповедь Дмитрия Степановича. Тем более, что наши современные либералы чекистов периода Отечественной войны отождествляют с гестапо. Заверяют нашего обывателя, что каждый, кто попадал к немцам в плен, после освобождения обязательно направлялся в ГУЛАГ. Наглая ложь! Я знаю своих односельчан, освобождённых из плена после разгрома Германии.

Это Родионов Евдоким Семёнович, Трушилин Аким Васильевич, Казаков Михаил Дормидонтович, Лобанов Максим Корнеевич.

Каждый из них споклйно «почил в Бозе» на своей печке.

А чекисты своё дело знали. Сажали «достойных». Не без перегибов, впрочем…

Партизаны в Брянских лесах стали действенной силой в тылу у немцев. Неудачи немцев на фронтах не позволяли в борьбе с ними использовать части Вермахта. Использовались власовцы – части, укомплектованные нашими соотечественниками.

Власовцами становились люди по разным причинам. Были явные враги Советской власти, бывшие уголовники. Были слабовольные люди, старавшиеся вырваться из лагерей для военнопленных. Были военнопленные, сознательно становившиеся власовцами с целью найти момент и уйти к своим. Примеров этому было много. Уходили к партизанам целыми подразделениями.

Но тем не менее леса прчёсывались капитально. Партизаны испытывали огромные трудности. Отряды разрослись. Сформировались целые партизанские бригады. Бригады в лесах были отягощены семьями, бежавшими от расстрела.

Спасало доскональное знание местности. В каждой бригаде были местные жители. Для немцев болото, обозначенное на карте как непроходимое, непроходимым и было. Но не для местных партизан, выросших здесь.

Тяжелее всего было с ранеными. Мой сосед Иван Родионович Папсуев в блокаду был ранен в мякоть голени левой ноги. Сначала шёл по болотам сам. Затем наш сельчанин Сычёв Василий Иванович занёс его в болото под куст на какой – то старый пень – островок, где он пробыл ОДИН БОЛЬШЕ НЕДЕЛИ. Оказавшись через неделю в этом месте, Василий отпросился у комиссара отряда похоронить Ивана. Но Иван был жив. Василий размотал тряпьё на ноге Ивана, очистил сучком дерева червей из раны. Взялся за ступню. Ступня отвалилась. Василий снял с себя грязную рубаху, обмотал ногу Ивана и унёс его за 5 километров в отряд. Заражения не получилось – очевидно помогли черви.

А после блокады Ивана Родионовича поднесли к первому севшему на партизанском аэродроме самолёту. Прилетевший в отряд доктор прямо у самолёта плотницкой пилой отрезал кость ноги.

В московском госпитале Ивану Родионовичу трижды резали ногу. Врачи пытались оставить больше культи под протез. Но осталось 8—10 см левой ноги.

В 50-х годах по закону если культя ноги меньше 8 см, то была положена мотоколяска, так как протез носить нельзя. Если культя 10 см, мотоколяска не положена – протез носить можно. Но беда была в том, что медицинская комиссия была ежегодной. В один год медики при замере культи приходят к выводу, что культя – 8 см. Собес начинает оформлять документы на мотоколяску. Волокита страшная. До очередной медкомиссии мотоколяску получить Иван Родионович не успевает. А на очередной «перекомиссии» медики пишут, что культя 10 см – и мотоколяска не положена!

А семью Ивана Родионовича – мать, жену, сына и сестру немцы арестовали и расстреляли. Но дом не сожгли. Устроили в нём баню. «Повезло». Иван Родионович вернулся домой в 1944 году без ноги – семьи нет, одежда «что на коже», харчи «что в животе», в доме – баня. Выдержал. Женился, породил и воспитал двух дочерей, умер в старости в Москве.

Долгое время Иван Родионович работал в колхозе кладовщиком. В кладовой – то кроме зерна ничего и не было. Предполагаю, что правление колхоза точно не знало, сколько в кладовой было зерна. Это никому, кто стоял «у руля» было не выгодно. Самогонку —то тогда на Смоленщине гнали из зерна. У Ивана Родионовича был друг юности Лобанов Сергей Емельянович – классный самогонщик.

Механика была проста – Иван давал Сергею накладную, по которой трактористы уже получили зерно. Сергей запрягал лошадь, ехал в лес за дровами, заезжал в кладовую и требовал у Ивана выдать зерно по данной Иваном накладной, потому как в кладовой всегда были люди. Иван ворчит, что правление не думает, чем сеять весной, всё вытаскивают и выписывают зерно..

Но мешок насыпает.

Сергей завозит мешок с зерном на мельницу. Просит смолоть покрупней и побыстрей. А раз на самогонку – то без очереди. Возвращаясь из леса с дровами, Сергей забирает размолотое зерно, и заваривает дома брагу. А дальше – дело техники.

Но однажды под Троицу приизошёл казус.

В вишнях за сараем Сергей составил самогонный аппарат. Разлил брагу из бочёнка в вёдра и выварки, чтобы нести к аппарату. Но в селе появился участковый милиционер. Дело могло плохо закончится, не начавшись. Целый день Сергей не мог приступить к волшебству самогоноварения. Процесс начался к вечеру после убытия участкового. Получив первые полстакана самогону, Сергей решил провести дегустацию. Но через 5 минут сиганул в лопухи. Понесло со свистом во все «щели и дырки». Жена Екатерина Сергеевна обеспокоилась, что случилось с мужем- не заболел ли?

А Сергей тем временем выгнал всю самогонку – и не пьян! А на следующий день – Троица… По улице шествуют Иван Родионович и Михаил Купреев по прозвищу Михва, так как рост у него был за два метра. Михва человек не посторонний – счетовод. Сводит концы с концами с зерном.

В открытое окно Сергей приглашает:

– Заходи!

– Готово?

– Да, готово!

Чинно расселись за столом. Сергей наливает всем по стандарту – по гранёному стакану. Гости выпили. Сергей медлит.

Иван кричит:

– Сергей, подай костыль! – и во двор, за сарай.

За ним – Михва.

…Когда сели за стол снова, провели консилиум специалистов. Пришли к выводу, что произошло окисление цинка из вёдер, так как в них долго стояла брага. Для дезинфекции желудков Сергей принёс от соседа Максима Корнеевича Лобанова графин классной самогонки. Но тут заметили – по улице идёт колхозный конюх Горбунов Семён Николаевич по прозвищу Симагуж, годов около шестидесяти, участник войны, с негнущейся ногой.