Михаил Папсуев - Там, где вызывали огонь на себя. Повести и рассказы

Всё постепенно, с каждым годом улучшалось. Но долгие годы неимоверный труд был у наших матерей. Война страшная, тяжёлая, кровавая работа. Но страшный, лошадиный, титанический труд наших матерей, по – моему, недооценён.

В 1943 году после нашего освобождения от оккупации возродился колхоз. Возродился ни на чём. Благополучие колхоза долгие годы в отсутствие техники зависело от животного тягла.

А в нашем селе численностью около 300 домов после освобождения от оккупации остался один кобель по кличке Барбос в семье Лобановых. Барбос был древний, мне ровесник. Страшно не любил тех, что едет на мотоцикле или велосипеде. У оккупантов этот вид транспорта был очень распространён. Барбос из лопухов из – за кювета бросался на проезжающих, хватал за ногу, стаскивал на землю и пулей бросался под амбар. Немец не успевал применить оружие.

Два раза партизан Барбос был всё же ранен, но своё правое занятие не бросал.

Кроме Барбоса, в семье были ещё кошки. Но на таком «тягле» поле не вспашешь… Поэтому наши матери и мы-пацаны землю пахали на себе. Плуг можно было тянуть не менее, чем 8 (восьми) человекам, а борону – 3 (три).

Колхозное поле почему – то запрещалось пахать на себе плугом. Наряд женщинам бригадиром давался копать лопатой колхозное поле. Но это было труднее и медленнее, чем плугом. Поэтому женщины прятали плуг в кусты, а когда бригадир уходил, плуг извлекали из кустов, и колхозное поле пахали плугом на себе.

Кроме колхозного поля были свои приусадебные участки, которыми жили. Их обязательно нужно было вспахать. Из колхоза ничего не получали. В колхозе ничего не было.

Если плуг тащили 8 женщин, значит нужно было вспахать 8 приусадебных участков по – очереди. Свои участки пахали до и после работы в колхозе. Утром и вечером.

Пахали колхозное поле не каждый день. На следующий день отдыхали. «Отдых» заключался в том, что нужно было с мешком в лаптях по грязи идти на ближайшую железнодорожную станцию Пригорье в 25 километрах от села и оттуда нести пуд (16 кг) семян ржи для посева. И так – всю весну.

С конца лета и осенью женщины серпом жали зерновые, лопатами выкапывали картошку. В это тяжёлое время года много обязанностей лежало на детях. Я должен был прополоть огород, полить грядки принесённой из речки водой, насобирать щавель для щей. Но самое трудное было добыть дрова для топки печи – к этому времени дрова, привезённые матерью из леса зимой матерью на санках, уже кончались…

Легче было мальчикам. Мы, мальчики 10—12 лет от роду, уже были в состоянии смастерить какую – нибудь тачку. Но из чего сделать? Нет колеса… Я однажды на зависть сверстникам смастерил тачку, приспособив вместо колеса немецкую телефонную катушку!

…Девочки же носили топливо на плечах.

Иногда мы, пацаны, «отдыхали». С тачками в лес не ходили, а залезали на деревья в деревне и срубали с деревьев сухие сучья- где они были. Сырые сучья рубить не могли – получишь «ботога» от деда Макара.

Основная масса топлива заготавливалась зимой. Зимой работы в колхозе было значительно меньше, и наши матери старались использовать это время для заготовки дров на лето.

Я шёл в школу. Мать, истопив печь, брала санки, топор, который я исправно точил, и следовала в лес за дровами. Санки загружала больше своих физических возможностей, будучи уверенной в том, что я, после уроков в школе, прямо со школьной холщёвой сумкой, встречу её как можно глубже в лесу. Зимой эта «лошадиная» работа была днём. А вечером и ночью при коптилке мать пряла из льна пряжу и ткала холсты. Шить одежду ведь было не из чего…

…Постепенно всё понемногу улучшалось. В селе начал появляться скот.

Ещё в 1941 году, завершив охоту накур, уток и гусей, немцы приступили к уничтожению мелкого скота.

Жители стали забивать мелкий скот сами. Но сберечь мясо было нельзя. Не было соли. Отсутствие соли было бичём населения оккупированных территорий всё время оккупации. Коров резать жалели. И оккупанты всех коров угнали из села в райцентр Ершичи.

Среди коров всегда есть очень «грамотные» особы – заводилы стада. Позже, когда я уже был подростком и пас коров в очередь, была задача дисциплинировать таких коровьих заводил.

Коровы чётко понимают, кто их пасёт. Женщины распускают дисциплину в стаде. Поэтому, когда наступает твоя очередь пасти коров, в стаде нужно восстановить дисциплину. Коровьего лидера следует загнать в топику, и хорошо отходить кнутом. И в стаде будет твёрдая дисциплина.

Вот такие коровьи лидеры из угнанного немцами стада ночью привели несколько коров назад домой за 12 километров. Хорошие коровы из угнанного стада оказались в хозяйствах полицейских и других прислужников немцев. После освобождения нас в сентябре 1943 года некоторые жители села обнаружили своих коров у новых хозяев, которые, как правило, безропотно возвращали их истинным хозяевам.

Так из этих единиц коров у селян стал появляться крупнорогатый скот. Женщинам стало легче. Колхозное поле уже не копали лопатами, а пахали и бороновали в том числе и на своих коровах.

Появилась корова и у нас с матерью. Однажды вместо матери я – подросток пошёл бороновать колхозное поле на своей корове. Наступила жара. Я задержался на поле. Корову жалят оводы. Она бьёт копытами. Я босый. Корова – животное парнокопытное, и концы копыт острые как нож. Я зазевался, и корова смаху острым копытом в пахоте ударила мне по ступне сверху. Разворотила мне всю ступню и основательно забила рану землёй. Рану я промыл своей мочой, но забинтовать было нечем. Так и пришёл домой с голой раной. Что удивительно —на ноге даже малого нарыва не появилось!

…В 1945 году для колхоза пригнали чёрно – белых пятнистых коров из Германии, которые все без исключения передохли от бескормицы и российских стойловых условий.

Тогда колхоз получил коров и лошадей из Монголии. Эти выжили ВСЕ. Зимой их выпускали из загонов. Они копытами разрывали снег и ели прошлогоднюю траву.

Но с монгольскими лошадьми были трудности. То, что они были низкорослыми и малосильными – не беда. А вот не все привыкали к упряжи. Некоторых запрягали в телегу или сани, уперев оглобли в стену.

Был один маленький, почти игрушечный вороной конёк. Лохматый, грива почти до земли. Его почти не запрягали. Был очень маленький. Постоянно находился в стаде с коровами или лошадьми. На нём постоянно гарцевали пацаны – конюшата. Конёк был настолько «грамотный», что без уздечки сам заворачивал недисциплинированных коров и лошадей.

Однажды я заготовил сено в болоте Талое в Брянском лесу. Мне нужно было сметать сено в стожок. Чтобы снести конёшки в кучу, я поймал эту маленькую лошадку, нашёл самый маленький хомут на конюшне, и поехал в лес.