Александр Альшевский - На заре самурайской вольницы

Бифукумонъин и не заметила, как Тадамити вежливо откланялся. Она пыталась разобраться в услышанном, но мысли разбегались в разные стороны, словно боясь слиться в страшный и невероятный вывод. Сначала ей показалось, что Тадамити пытается, и очень ловко, возвести напраслину на младшего брата. Для нее давно не являлось секретом, что канцлер благоволит к принцу Масахито, четвертому сыну императора-инока. Хотя, без содействия Сутоку вряд ли бы перед злоумышленниками, кто бы ими не были, растворились врата святилища…

Сомнения Бифукумонъин переросли в ярость, когда она вспомнила случайно услышанный обрывок фразы одной из своих фрейлин, оказавшейся, кстати, женой Синдзэя. «Как они могли?!», вспыхнула императрица и направилась прямо в покои императора-инока. Уговаривать супруга ей долго не пришлось. Сама судьба давала ему шанс выполнить свое намерение и сохранить лицо. Тоба приказывает Синдзэю безотлагательно разобраться в этом деле. Оставшись один, тот ехидно ухмыльнулся: «Императору-иноку нужны наглядные доказательства проклятия? Он их получит».

В Приют отшельника для сеанса спиритизма вызвали жрицу синтоистского храма на горе Атаго, известным своим божеством – хранителем от пожаров. После необходимых приготовлений жрица принялась бормотать заклинания. Постепенно она вошла в транс, слова ее, казалось, потеряли всякий смысл, но вдруг зазвучал голос усопшего Коноэ: «В глаза изваяния Тэнгу на горе Атаго кто-то вбил гвозди. Именно они нещадно мучили мое тело. Именно они ухудшали мое зрение. Именно в них причина моей смерти…». Для проверки слов жрицы в храм на следующий день отправились люди Синдзэя. В глазах Тэнгу, как и ожидалось, торчали гвозди! Местные монахи показали, что гвозди появились несколько лет назад, а кто их вбил и зачем им неведомо. Наверняка, это проделки черных сил. Императору-иноку все стало ясно. Он лишает права престолонаследия сына экс-императора Сутоку, Сигэхито, а также запрещает Ёринаге и его отцу показываться в Приюте отшельника, что было равносильно неминуемой опале и близкому концу карьеры. Их письма с оправданиями и клятвенными заверениями в верности оставались без ответа. Ёринаге и в страшном сне не могло присниться, что подлый удар в спину ему нанесет какой-то монах, днями напролет корпевший над бумагами в канцелярии императора-инока. Министр не знал, как злорадствовал Синдзэй, выбрасывая, не распечатывая, очередное послание в корзину для мусора: «Куда мне до вас, милые родственнички, однако несколько золотых монет на пару гвоздей нашлись и у такого нищего, как я».

С момента смерти императора Коноэ прошло уже два месяца, а имя нового императора еще не объявили. После всех событий наиболее вероятными кандидатами оставались Масахито и его сын Морихито. Масахито был далеко не первым сыном Тобы и особо не рассчитывал занять опустевшее место, однако знатность его матери Тайкэнмонъин Сёси все же давала ему кое-какие шансы при определенных обстоятельствах. Бифукумонъин считала, что наиболее подходящим вариантомявляется внук Тобы, Морихито, юноша целеустремленный и с характером. Чего не скажешь об его отце Масахито. С младых лет этот принц изящных искусств не выказывал особой тяги к государственным делам. Помимо прочих забав он страстно увлекался имаё, одной из форм средневековой поэзии. Масахито часто приглашал к себе во дворец бродячих артистов и поэтизировал с ними до хрипоты, нередко под утро вываливаясь всей гурьбой в сад полюбоваться остатками луны.

Слыша этот ор, император-инок не раз огорченно вздыхал: «Куда ему до престола?!». «Другого такого неразумного принца крови не отыщешь ни в Японии, ни в Китае, ни где-нибудь еще», вторил ему Синдзэй, который, впрочем, имел свои виды на Масахито. Экс-император Сутоку вообще считал своего младшего брата полным нулем как в литературе, так и в военном деле. Тем не менее обстановка сложилась так, что минусы Масахито могли превратиться в плюсы. Императору-иноку требовался «ручной» император, а для этой роли больше всего подходил Масахито. «А может статься, что Бифукумонъин права», задумался Тоба. «Пусть почудит на престоле со своими артистами, лишь бы от дел государства держался подальше, а там, глядишь, подрастет его сын Морихито, новый любимчик Бифукумонъин».

В октябре 1155 г. к радости Фудзивара Тадамити и Синдзэя императором был объявлен Масахито, который взошел на престол под именем Госиракава. Наследным принцем стал его старший сын, принц крови Морихито (в будущем – император Нидзё). Мало кто сомневался, что это всего лишь промежуточное решение императора-инока: пройдет совсем немного времени и Госиракава уйдет на покой, уступив престол Морихито. Тогда никто и представить не мог, что под маской весельчака и повесы скрывается умный и хитрый политик, который более тридцати лет будет теневым правителем страны при пяти императорах. И это в годы раздора великого!

Но это будет все потом, а пока император-инок Тоба был мрачнее тучи, хотя в столице бушевала всеми красками природы весна 1156 г. Казалось бы все происходит по его воле, перечить которой не осмеливается ни одна душа, однако ни чувство беспокойства, ни какое-то неосознанное ощущение страха не только не покидали его, а, наоборот, разгорались с непреодолимой силой. Император-инок вызывает к себе Киёмори, старшего сына Тадамори из рода Тайра. Тоба не мог без улыбки умиления вспоминать о стремлении Тадамори угодить ему, страстному коллекционеру. Император-инок радовался как ребенок, когда ему преподносили редкостную классическую книгу, элегантный набор для каллиграфии или меч, украшенный необычным орнаментом. Тадамори не жалел ни золота ни жемчуга, чтобы уговорить сунских купцов привести диковинную вещицу из Китая. Когда в 1153 г. Тадамори покинул этот мир, продолжателем его дела стал Киёмори, старавшийся не отставать от отца в стремлении верой и правдой служить императору-иноку.

«Я хотел бы доверительно поговорить с тобой», тихо промолвил Тоба, удалив приближенных. «В последнее время экс-император Сутоку частенько призывает к себе левого министра Ёринагу. Что, по-твоему, они затевают?». По тону императора-инока Киёмори вдруг почувствовал, что именно сейчас может решиться очень многое в его дальнейшей судьбе. «Государь, я надеюсь, что моя преданность вам позволяет мне быть столь наглым и высказать прямо все то, что я думаю. Ваш выбор явно не понравился ни экс-императору ни левому министру. Один из них лишился возможности экс-императорского правления, а второй должен будет позабыть о восстановлении прежней мощи северного дома Фудзивара, главой которого он стал. Они наверняка что-то замышляют. Недаром же в усадьбе Минамото Тамэёси в Рокудзё Хорикаве якобы под домашним арестом находится его восьмой сын Тамэтомо с тремя десятками головорезов. Он так накуролесил на Кюсю, что Тамэёси был вынужден в знак признания своей вины уступить главенство в доме старшему сыну Ёситомо. Несмотря на это он остается духовным лидером Гэндзи и очень опасен. Отдай он приказ и многие самураи Гэндзи без всякого сомнения пойдут за ним, куда бы он их не повел. А это, государь, большая сила». В этом месте словно в нетерпении Тоба прерывает Киёмори: «Я не хочу, чтобы в столице вспыхнул вооруженный бунт, но если заговорщики не одумаются, император может оказаться в опасном положении. Готов ли ты со своими людьми выполнить долг чести и встать на защиту императора?», спросил Тоба, прямо глядя в глаза Киёмори. Ответ главы дома Хэйкэ несколько озадачил императора-инока. «Я не думаю, нет, я просто уверен, что они по своей воле не осмелятся на столь дерзкий поступок. По крайней мере, в ближайшее время. Именно поэтому их надо вынудить пойти на этот шаг. Только так мы сможем вырвать с корнем ядовитое дерево, под сенью которого плодится скверна. Но перед этим необходимо подбросить углей в постоянно тлеющий огонь взаимной вражды в роду Гэндзи. Видимо самому небу угодно, чтобы они пожирали друг друга…».