Александр Альшевский - На заре самурайской вольницы

В этом сражении Киёмори, прекрасный политик и знаток порядков императорского дворца, проявил себя и как опытный военный стратег. Он не только выполнил строгий наказ экс-императора не поджигать отстроенный совсем недавно дворец, но и ловко выманил из него противника, вынудив того принять последний бой на своей территории. Когда Ёситомо убедился, что над дворцом реют красные стяги Хэйси, он предпринимает отчаянную попытку атаковать Тайра в их логове, Рокухаре. Двести с лишним воинов Минамото переходят через мосты на пятой и шестой линиях и сталкиваются лоб в лоб с армией Тайра в три тысячи мечей. Сильнейший ветер. Дождь со снегом. В такую непогоду на берегу Камогавы в Рокудзё Каваре начинается жестокая и неравная сеча. Удача отворачивается от Ёситомо. Кто мог подумать, что его союзник со времен смуты Хогэн, Минамото Ёримаса, на помощь которого он так надеялся, переметнется на сторону Киёмори?! Правда, сначала Ёримаса колебался и не вступал в бой, но, почувствовав, на чью сторону склоняется победа, принимает решение присоединиться к Тайра. Поняв, в чем дело, Ёситомо, перекрикивая шум сражения, стал осыпать Ёримасу проклятиями, обвиняя в предательстве. В ответ на это Ёримаса приосанился и заорал, что есть мочи: «Я всего лишь выполняю долг по защите императора!».

В шесть часов вечера все кончилось полной победой Тайра, продолжившейся охотой за проигравшими, как непосредственно участвовавшими в сражении, так и наблюдавшими за ним со стороны. Перед теми и другими встал извечный вопрос, что делать дальше? Кто-то бежал с поля боя куда глаза глядят, чтобы где-то в захолустье переждать, отсидеться, а там уже принимать решение. Некоторые посчитали нужным сразу же броситься в ноги победителям и попытаться вымолить прощение. Другие же надеялись продолжить борьбу после некоторой передышки.

Ёситомо поначалу вознамерился совершить сэппуку, но его отговорил верный вассал Камата Масаиэ: «С такими сыновьями, Ёситомо-доно, не годится в порыве отчаяния расставаться с жизнью. Все еще впереди. На востоке самураи только ждут вашего приказа. И мы сможем отомстить за сегодняшний позор». Небольшому отряду Ёситомо удалось вырваться из окружения и оторваться от погони. Люди обессилили и буквально валились с лошадей. В красивейшей сосновой роще в Ясэ у западного подножья горы Хиэйдзан Ёситомо делает привал. Дождь прекратился, и первые лучи солнца озарили окрестности. Когда воины, расседлав лошадей, отдыхали, перед ними словно из-под земли возник Фудзивара Нобуёри. Без доспехов, в каких-то лохмотьях, на голове грязная шапка, промокший до нитки. Неужели этот жалкий человек тот самый Нобуёри?! «Как я рад, что встретил вас, Ёситомо-доно. Вы, надеюсь, не забыли обещания бежать вместе со мной в Канто», затараторил бывший правитель. Он по-настоящему радовался этой встрече. «Теперь моя жизнь вне опасности», как бы про себя добавил Нобуёри. Ёситомо уставился на него и молчал, долго молчал. Он никак не ожидал натолкнуться на Нобуёри и с трудом подыскивал слова, чтобы выразить переполнявшие его чувства. Ёситомо взмахнул рукой и резко ударил Нобуёри хлыстом. Тот остолбенел ни то от страха, ни то от удивления. «Ты первый в Японии подлец!», проревел Ёситомо. «И я, идиот, выполнял приказы этой пустышки», продолжил он уже более спокойно. Затем, сделав паузу, добавил: «Я на самом деле отправлюсь в Канто, но без тебя. Мне безразлично, куда побежишь ты. Лишь бы ты сдох там».

Отряд Ёситомо уже скрылся из виду, а Нобуёри стоял как вкопанный. Холодок страха расползался по его телу. Он остался один в этой невероятной тишине, нарушаемой только скрипом вековых сосен. Нобуёри устремляется в Ниннадзи в надежде вымолить пощаду у находящегося там экс-императора. Но тот непреклонен. «Я не воин, а аристократ, поэтому не должен быть казнен», не успокаивался Нобуёри. Действительно, в смуту Хогэн самураев лишали головы, а сановников уровня Нобуёри оставляли в живых. Однако он возглавлял самураев и лично участвовал в боевых действиях, облачившись в доспехи, а также запятнал себя надругательством над Синдзэем. По его приказу сожгли резиденцию экс-императора и уничтожили массу невинных людей. И это в столице, где пребывал сын неба и должна сохраняться кристальная чистота. А Нобуёри осмелился осквернить священное место горою трупов и реками крови, что считалось немыслимым преступлением и великим грехом. Это прекрасно осознавал экс-император, поэтому, он не проронил ни слова в оправдание некогда своего любимчика, когда самураи Тайра уводили его.

Нобуёри казнили в Рокудзё Каваре как самурая, но после смерти отнеслись как к аристократу. Его голову, в отличие от Синдзэя, не возили по улицам и не выставляли на всеобщее обозрение. Еще один заговорщик, Фудзивара Наритика, смертной казни избежал, хотя тоже гарцевал на коне и щеголял новыми доспехами. Когда его приволокли в Рокухару, многие посчитали, что он разделит участь Нобуёри, однако у него нашелся заступник, да какой! Сам Тайра Сигэмори, женатый на младшей сестре преступника. Наритику даже не сослали, а только лишили официальных должностей. Пройдут два года, его простят, и он опять станет приближенным экс-императора Госиракавы. Другой участник заговора, Минамото Моронака, сдаваясь на милость победителей, очень рассчитывал на «спасенную» им священную регалию – зеркало, но его ждало жестокое разочарование. Моронаку схватили в храме Ниннадзи, уволили со службы и сослали в провинцию Симоцукэ. Ему позволят вернуться в столицу в 1166 г.

Заговорщики отправлялись в ссылку, а сосланные ими дети Синдзэя возвращались из нее. Они слыли неплохими чиновниками, особенно старшие, и, пользуясь покровительством отца, быстро делали придворную карьеру. К их мнению прислушивались и Нидзё и Госиракава. Нобуёри, расправившись с Синдзэем, пожалел его детей. Старшего сына, Тосинори, отправили в Этиго, а второго сына, Саданори – в Тосу. Тосинори в ссылке стал монахом и, возвратившись в Киото, политикой совершенно не интересовался. Его земной путь закончится в 1167 г. Саданори пошел по стопам старшего брата, также выбрав монашеское подвижничество вдали от мирской суеты. Дети Синдзэя от второй жены, Кинонии, Сигэнори и Наганори были сосланы соответственно в Симоцукэ и Оки, однако монашеские рясы, как их старшие сводные братья, они не одели. Вновь очутившись в столице, продолжили службу при дворе и заметно продвинулись по карьерной стезе. Бюрократическим талантом они особо не выделялись и целиком зависели от поддержки матери, являвшейся кормилицей Госиракавы. Когда в ноябре 1179 г. он окажется под домашним арестом, Киёмори только им, молочным братьям арестованного, разрешит навещать его. Честолюбием они не страдали, и Киёмори не опасался их. Некоторые полагают, что один из братьев, Сигэнори, причастен к созданию «Хэйкэ моногатари» («Повести о доме Тайра»).