Александр Альшевский - На заре самурайской вольницы

Великодушие Киёмори не ограничилось одним лишь Ёритомо. Он пощадил всех детей Ёситомо за исключением Ёсихиры, рискнувшего напасть на Киёмори в Киото. Ёсихиру схватили и доставили в Рокухару. Взглянув на него, Киёмори почувствовал, что тот не смирится. Никогда. «Будь у него в руках меч, он бросился бы на меня прямо здесь», Киёмори даже несколько опешил, представив эту картину. «Такого остановит только смерть. К тому же он давно уже не ребенок…». В тот же день голова Ёсихиры валялась на песчаном берегу в Рокудзё Каваре.

Выслав одних Минамото, кто постарше, подальше от столицы, раскидав других, кто помоложе, по монастырям, Киёмори и думать о них перестал. До мальчишек ли этих ему было?! Наступал золотой век Тайра, когда все можно, все доступно, если ты из Тайра, разумеется.

– Не о двухлетнем ли наследном принце Ясуакире ты ведешь речь?

– Не только о нем, приятель. Были еще и двухлетний Санэхито и трехлетний Ёсиёри. Эти бедняги так и не короновались, скончавшись до взошествия на престол. А вот однолетние наследные принцы избежали сей печальной участи и с благословения небес воссели на яшмовый трон. Взять хотя бы тех же императоров Сэйва и Тоба.

– Ты хочешь сказать, Киёмори настолько пропитан суеверием, что верит в эту чепуху?

– Кто знает? Может это и не чепуха совсем. Он, приятель, вынужден действовать наверняка, и учитывать даже, как ты говоришь, чепуху. Да и времени ждать, пока внуку исполнится четыре года, у него нет. Он как зверь учуял приближение опасности и хочет оскалить клыки.

– По какому же праву?

– А ты что, сам не догадываешься? У него на это лишь одно право – право деда наследного принца, будущего императора Японии!

Время и впрямь поджимало. Церемонию введения в сан наследного принца требовалось провести до конца декабря, иначе, если считать по-японски, в следующем году принцу стукнет два года – опасный возраст! (В каком бы месяце 1178 г. ни родился ребенок с первого января 1179 г. ему будет два года). Киёмори удалось настоять на своем, и пятнадцатого декабря вожделенная церемония свершилась, вызвав массу нареканий. Мало того, что он буквально заставил Госиракаву смириться со столь странной поспешностью, так вдобавок к этому провел церемонию не в усадьбе императора-инока, а у себя в Рокухаре. Неслыханное самоуправство! Учрежденная канцелярия наследного принца и его охрана сплошь состояла из людей Хэйси, изолировавших Токихито от дурного влияния извне.

Введение внука в ранг наследного принца придало дополнительный заряд энергии Киёмори, на радостях вознамерившегося отправиться в паломничество на Фудзияму в провинции Суруга сразу же после Нового года. С древнейших времен японцы с трепетным благоговением относились к этой горе, искренне считая священной. На ее вершине располагался синтоистский храм Сэнгэн дзиндзя, где поклонялись божеству, воплощением которого являлась сама гора, поэтому храм слыл самым почитаемым в Суруге. Киёмори прекрасно помнил, как в усадьбе императора-инока Тобы по совету преподобного Фудзи Сёнина, сотни раз восходившего на Фудзияму, усердно переписывались священные сутры, закопанные впоследствии на ее вершине. А Тоба ничего не делал просто так! Паломничество несомненно поспособствовало бы росту популярности Киёмори на востоке. Опираясь на авторитет Ицукусимы и Сэнгэн дзиндзя, он приведет в покорность моря запада и горы востока, и страна замрет под тяжкой дланью Хэйси. Что-то иное Киёмори уже не устраивало. Один за другим проходили Великое пиршество двух покоев, праздник Зеленых коней, мужское песенное шествие, а ему никак не удавалось выполнить задуманное. Сможет ли он благополучно взобраться на гору в ненастную зимнюю погоду? Как уберечь жизнь среди восточных варваров, способных на что угодно? К тому же владетель Суруги, Мунэмори, настоятельно призывал отца отказаться от рискованной затеи. В общем, Киёмори отложил на потом паломничество, так и не увидев двух красавиц в белых одеяниях, появлявшихся, если верить людской молве, на вершине Фудзиямы и грациозно исполнявших чудесный танец. Лицезревшему это действо небо даровало долгую и спокойную жизнь. Слава и почет ожидали потомство счастливца…

Киёмори не раз, наверное, пожалел о несодеянном. Божество горы Фудзи обиделось не на шутку. Иначе, чем объяснить несчастья, обрушившиеся на правителя-инока? В июне скоропостижно покидает этот мир его дочь, Сиракава доно, любимая Морико. Какая-то напасть поразила ее желудок, она не могла есть и в миг угасла. Не успели просохнуть слезы скорби, а Киёмори ждало новое испытание. Точно от такой же болезни в конце июля скончался Тайра Сигэмори. Ушел из жизни не только старший сын, но и человек, умевший как никто другой улаживать ссоры, вспыхивающие между отцом и Госиракавой. Подавленный и удрученный Киёмори, бросив дела на Мунэмори, по привычке уединился в Фукухаре в надежде восстановить там душевное равновесие. Однако сообщения с мест не способствовали этому. В стране наблюдались какие-то удивительные явления, нагонявшие страх на людей.

– Слыхали, где-то в Мино огромная пегая лошадь поднялась в небо и скрылась в облаках. Шерсть у нее длиннющая, а глаза сверкали словно стекло на солнце.

– Это еще что, подумаешь, мохнатая лошадь. У них в Мино и не такое может случиться. Тут, у нас, совсем под боком, в Хокодзи, еще похлеще было. В небе над храмом появилось нечто странное, похожее на шляпу. Ну, такую, сплетенную из осоки. Шляпа светилась так ярко, что виднелись пылинки, носящиеся по воздуху. Повисела эта штуковина над храмом, а потом, изрыгнув чудовищное пламя, исчезла за горизонтом. Ох, не к добру это, не к добру.

– Еще болтают про хвостатых людей, по ночам выскакивающих из колодцев. И про чертей, от которых прохода нет даже днем.

– Хвостатые люди, черти, ну и что? Попугают людишек и опять в колодец шмык. Эка невидаль! А вот эпидемии эти проклятущие просто так не уходят. Толпы народа уводят с собой туда, откуда возврата нет. Вспомни, что в прошлом году натворила натуральная оспа, будь она неладна.

– Все это из-за сунских денег, заполонивших страну по милости Тадамори и его сынка Киёмори. От них, точно от них всякая дрянь, без которой в Китае то и дня не проходит. Они и распространяют повсюду заразу, прозванную в народе «денежной эпидемией».

– Оказывается, люди добрые, во всем виноват то Киёмори. Интересно у вас получается. Человек верное дело замыслил, а вы – «денежная болезнь» или как там ее обозвали. Еще вспомните про

«овечью эпидемию». Киёмори хотел порадовать императора-инока, и в 1171 г. преподнес ему пять овец и диковинного оленя. Овечки спокойно паслись в усадьбе Госиракавы, никого не трогали, тем не менее, эпидемию, вспыхнувшую в это самое время, сразу же окрестили «овечьей», осыпая проклятиями того же Киёмори. Не демонизируете ли вы его, братцы!