Игорь Костюченко - Парфянская стрела. Роман

Шифровка резидента предписывала Мигелю изъять из Барселонского отделения Госбанка Республики 645 килограммов золота. Все слитки в количестве 129 штук затем следовало загрузить на подлодку. Естественно, при полном и самом строжайшем режиме секретности.

– Здесь задание для твоих ребят, Мигель, – сказал Волохов.

– Снова золото. Рутина… – хмыкнул Мигель, перечитав текст.

Получить, вывезти, передать. Все просто, буднично. Бухгалтерская операция. Но приказать было легче, чем выполнить. В цепочке действий не хватало одного звена. Волохов подумал, что о нём еще не знал резидент Орлов. Но жизнь играла свою партию, которая не имела ничего общего с заказанной партитурой.

Орлову не сообщили, что день назад контроль над отделением Госбанка в Барселоне перешел в руки анархистов. Бородачи в черных рубахах решили взяться за дело всерьез. Они готовили восстание. Поднять бедноту барселонских трущоб, взять власть, а с ней и все ресурсы. Начальником отряда, охранявшего банк, стал любитель анисовой водки Андре Ромеро.

Из окна номера открывался вид на бульвар Рамблас. Волохов отвернул край портьеры. На стене четырехэтажного дома напротив повисли красно-черные транспаранты, на которых белилами спешно намалевали лозунги: «Читай анархистские книги и станешь человеком!» и «Во имя человеческого достоинства не дари своим детям игрушечных солдатиков». Пётр Николаевич кивнул Мигелю и заметил, поджигая в пепельнице страницу из московского бюллетеня:

– Они почти взяли город в свои руки. Орлов озабочен. Всерьез.

– Чем же? – изумился Мигель. Он старательно грассировал, подражая каталонскому выговору.

– Твоим неумением повернуть дело в нужное русло, друг.

– Ты о каком именно деле, Пьер?

– О последнем. И перестань говорить по-французски. Нас все равно никто не слышит.

– Хорошо, Петр, о делах по-русски. Кстати, в разведке анархистов тоже некоторые прекрасно говорят по-нашему. У них работают соотечественники. Из эмигрантов-троцкистов.

– Ты хотел сказать – работали.

– Кто знает, кто знает. Всех убрать еще не успели.

– Беда в том, что мы не знаем толком, что в голове у нашего друга Ромеро, Мигель. Ты по-прежнему будешь бить кулаком в грудь и уверять, что Ромеро добрый малый? Он никогда не повернет на сторону фаланги? Не дёрнет прямиком к Гитлеру? Да?

– Да. Я уверен в нем. Он настоящий компаньеро.

– Ерунда. Мы должны быть уверены в Ромеро. Предстоит трудная операция с вывозкой золота.

– Золото? В который раз? Устроим в лучшем виде, как прежде, – с легкомысленной небрежностью бросил Мигель.

Волохов скептически пожал плечами. Но Мигель неё заметил его пренебрежения. Он тут же добавил, уже более серьезно. Заговорил настойчиво, торопливо, горячо.

– Я уверен в Андре. Ну поговори с ним сам. С глазу на глаз. Если хочешь, я устрою встречу. В кафе «Континенталь», например.

– Даже так, – усмехнулся Волохов.

Кафе «Континенталь» Петр Николаевич считал сомнительным заведением. В его стенах вполне могла быть установлена прослушивающая аппаратура «пятой колонны». Восторженный Мигель, подумал Волохов, писал гениальные очерки, его репортажами зачитывались в Советском Союзе стар и млад. Его хвалил сам товарищ Сталин. Но вот конспиратор из Мигеля был плёвый. Агентурной работе его следовало учить и учить. Хоть бы на курсы записали. Что в Центре думают, доверяя важные акции дилетанту.

Волохов успел убедиться в этом на практике, наблюдая за тем, насколько чисто выполнял агентурные задания Мигель: не всегда мог определить наличие слежки. Был способен раскрыть себя неловким словом.

Такого человека, будь воля Петра Николаевича, он в разведке не держал. И вряд ли поручил бы ему ответственную операцию. Но начальству в Москве и резиденту Орлову виднее. Очевидно, Центр по известным ему соображениям предназначал журналиста Мигеля для тонкой игры на самом высоком уровне. Волохов здравым умом не мог не понимать: знать лишнего никогда не требуется.

В дверь номера настойчиво постучали. Кто-то кричал по-каталонски, срываясь на истошный фальцет:

– Компаньеро Мигель, откройте, пожалуйста, это срочно, очень срочно. Откройте. Умоляю…

Мигель внимательно посмотрел на Волохова, застывшего у окна. Поморгал, сильно стиснув веки, снял круглые очки-рондо. Протёр стекла замшевым лоскутком. Улыбнулся неловко, обернувшись к Волохову.

– Андре напился. Пойду выручать. Как обычно.

И пошел открывать дверь своего номера, инкрустированную красным деревом.

Перечитав при неярком свете ночника фотокопию допросного листа, Волохов аккуратно завязал тесемки папки. Долго сидел у раскрытого сейфа.

На подоконник гулко падали капли – недавно отгрохотал щедрый июльский ливень. Шумел под окном старый клен.

Прошлое не хотело убираться прочь. Петру Николаевичу ещё чудился людской шум отеля «Тэйлор». Запах кофе и крепкого египетского табака. Он видел перед собой пепельницу, а на ней пахитоску в длинном мундштуке, которую жадно курила Катрин Пат.

Нет, так нельзя. Заснешь чего доброго. А спать некогда. Волохов помассировал указательными пальцами виски. Потянулся к телефону. Вспомнил, что прежде следует затворить дверцу сейфа. Закрыв сейф, он набрал номер внутреннего телефона и вызвал своего заместителя, капитана госбезопасности Дмитрия Ефремова.

Аккуратный и пунктуальный Ефремов не заставил себя долго ждать. Он появился так быстро, словно стоял у дверей кабинета майора, ожидая вызова, несмотря на поздний ночной час.

Волохов заметил в руках заместителя ворох бумаг.

– Что там?

– Запрос странный, товарищ майор. Из кадровой службы. Есть указание службы Рафальского проверить.

– Не понимаю. При чём тут кадровики?

– К нам лейтенанта направили. Панкова. Для прохождения службы. А он не явился. Задержался где-то. Вот кадры просят сообщить о нем.

– Ошибка какая-то. Разберись там. А то замучают проверкой. Будем без вины виноватыми. Все?

– Никак нет. Семнадцатая вышла на связь. Поступили разведданные из Восточной Пруссии. Очень интересные.

– Хорошо. Но это пока тебе придется разгребать.

– Не понял, товарищ майор.

– А что тут не понять, Дима? Готовься принимать дела. Временно, – озабоченно сказал капитану Волохов. Перед Ефремовым он не считал нужным скрывать перемен настроения.

– Есть принять дела, – привычно отозвался заместитель. Приказ начальства не обсуждается. Вышколенный службист Ефремов ничем не выдал своего смущения, озадаченности разворотом дел. Он просто вынул из нагрудного кармана гимнастерки маленькую записную книжку и карандаш, приготовился записать.

– Нет, не надо ничего писать, – махнул рукой Волохов. – Дела ты и так знаешь. Возьмешь командование на время моей командировки. Вот ордер. Пусть приготовят самолет, вылет без промедления. Я обязан вылететь в прифронтовую полосу. Приказ товарища наркома.