Хамит Измайлов - Ад и рай

Я с пяти лет дружил с Сериком Нураковым. Вместе мы пошли в первый класс и вместе сидели за одной партой все десять лет учебы. Нам повезло больше других детишек – мы имели коньки снегурочки. Для льда не очень подходят, а кататься по накатанной санями дороге в самый раз. Однако привязать их к валенкам было проблематично. В домах не было лишней веревочки, не говоря уже о кусках проволоки, которые в годы застоя валялись повсюду и наматывались на карданы и колеса. Отец Серика скрутил для коньков красивые веревочки из конопли. Я, завидуя ему, рассказал матери об этом. Она посоветовала обратиться к дяде Нураку и сказать: «Разве только Серик Вам сын, я тоже, почему Вы мне не сделали такие же. Когда я слово в слово повторил это отцу Серика, он весело улыбнулся и тут же скрутил мне пару веревочек. Мы с Сериком долго выбражали перед сверстниками своими редкими креплениями.

Шахматы и шашки, волейбольные и футбольные мячи тоже были редкостью. Они были, в основном, в школе. На весь райцентр набиралось едва ли десяток велосипедов. Прокатиться на них было равнозначно сегодняшней поездке на джипе.

Лишь после войны, где-то к 1950 году, стали поступать в массовую продажу велосипеды, коньки и лыжи без ботинок, на валенки. Были и заводские палки, и крепления к лыжам. Еще через 10 лет стали появляться хорошие мотоциклы «ИЖ-56» и «Урал».

О войне мы знали понаслышке и очень немного. Только вернувшиеся после победы солдаты как-то расширили наше понимание и кругозор. Уставшие смертельно от войны победители, соскучившиеся по дому, родне, они ходили из дома в дом, приветствовали старших, справлялись о житье-бытье без них и, конечно, выпивали за победу, за здравие и счастье.

При этом поголовно все ходили в солдатской форме, потому что переодеться было не во что: оставленная ими перед войной одежда давно была перешита на детей и изношена. На груди их гимнастерок позванивающие ордена и медали зачаровывали нас. Мы толпой ходили за каждым. В наших глазах они были больше чем герои, мы подражали им во всем, хотели быть как они, даже так же сплевывать, копировали их манеру держаться и почтительное обращение друг к другу. После 3-4-летнего каждодневного пребывания рядом со смертью они, конечно, заслужили право немного расслабиться. В каждом доме или во дворе экспромтом накрывался стол с нехитрой закусью, домашней брагой, реже с водкой.

Произносился тост за победу и возвращение. Солдат опрокидывал стакан, эту прославленную емкость, крякал, занюхивал горбушкой хлеба, закуривал махорку из нехитрого кисета, реже папиросу. Орава зрителей млела: надо же увидеть такое счастье! Мы тоже хотим быть героями, нам тоже охота выпить, крякнуть и закурить. Что мы потом и живописуем с элементами фантазий при рассказе тем, кто этого не видел.

Это наше тогдашнее состояние было точно отражено в стихотворении «Непревзойденный» у поэтессы Елены Благининой:

Вот эту белую зависть, это желание подражать им во всем, мы, дети войны, подранки, пронесли через годы. И, став взрослыми к 1960 году, осуществили эту давнюю мечту. Стали пить и курить – больше и чаще, чем они. Благо жизнь в СССР коренным образом улучшилась и многие вещи стали доступны для потребления широким массам населения.

Мы, дети войны, с детства наблюдали разухабистых, пресыщенных вседозволенностью начальников из милиции, за которыми стоял сам Лаврентий Берия. Временами видели малообразованных (на уровне 4 классов) пьяных директоров МТС и председателей мини-колхозов в 20—30 дворов. Они были для нас тоже образцом для подражания, мы ими восхищались. Нередко директор местной МТС, изрядно поддав, лихо рассекал по деревенским улицам на прибывшем с войны «Виллисе». ГАИ тогда не было даже в городах.

Помню случай, когда один из председателей, выйдя из районной столовой мертвецки пьяным, успел отвязать повод и упасть в кошовку со словами: «Ну, Савраска, домой!». Коню, видимо, было не впервой слышать такую команду. Сделав отворот от коновязи он неторопливо, неуправляемо потрусил домой в колхоз, который находился в 12 км от райцентра.

Боже! Как нам хотелось выйти в таком же состоянии и иметь такую же умную лошадь. Предел мечтаний. Сгодился бы и внедорожник, победивший фашизм, но лошадь для нас была приоритетнее. Позже, став руководителями, хотя уже образованными и интеллигентными, мы временами следовали этим непристойным примерам и осуществляли свою детскую мечту. Дурной пример заразителен.

Другой руководитель, которому долгое время в детстве старался подражать, был председатель колхоза «Каражыра» расположенного на берегу Иртыша, Жолжаксынов Кали. Это «не в тему», а просто хочется поделиться детским впечатлением. Он – отец известного в республике и далеко за ее пределами киноартиста и исполнителя в сопровождении домбры казахских национальных песен Доскана Жолжаксынова. Мы с ним троюродные братья. Его старшая сестра Алмаш одно время жила у нас, когда училась в школе. Еще раньше председатель привез к нам свою беременную жену, мою тетю Жазиру. Она начала рожать у нас, потом мать препроводила ее в больницу, мы жили рядом с этим заведением. Родилась двойня. К сожалению, один из близнецов позже умер. Моя мать стала «кіндік-шеше» – крестной матерью Доскана. За это Кали-ага позже подарил нам белую ангорскую козу. Это был довольно дорогой по тем временам подарок. Долгое время у нас дома хранилась фотография, где родители Доскана сидят с двумя новорожденными прелестными крохами. Интересно, сохранилось ли у кого-то это фото.

В один год детства я проводил летние каникулы у них в колхозе, с братом Доскана Газизом даже работал погонщиком волов на подвозке дёрна для строительства кошары. Несколько колхозников вырезали прямоугольные пласты дёрна и грузили нам на брички, мы отвозили на стройку, где мужики прямо с телеги укладывали пласты в стены. Работа проходила споро и к началу сенокоса стройку закончили.

Самый старший брат Доскана, Малгаждар, в обиходе Макеш, в будущем полковник КГБ, учился в Алма-Ате в юридическом институте. В то время был такой вуз, который позже как факультет вошел в состав КазГУ. Мой довольно близкий родственник Малгаждар Калиулы Жолжаксынов был видным, стройным и красивым парнем. В детстве я был его почтальоном, относил и вручал его письма самым красивым девушкам райцентра Кумашкино. Свой жизненный путь он завершил, будучи на военной пенсии, в