Ирина Филева - Демон государственности. Роман

Екатерина II приказала построить дворец как подарок Светлейшему князю Потёмкину-Таврическому после успешных походов на юг и благополучного присоединения Тавриды, или Крыма. Столичные домовые поговаривали, что Григорий Потёмкин вывез Филю из Тавриды, и доселе неизвестно, пошло название дворца от домового по его прежнему жительству или же от титула, присвоенного фавориту императрицей. Вселение Филиппа ознаменовалось грандиозным празднеством, устроенным Светлейшим во дворце по весне 1791 года в честь Екатерины, а также по случаю взятия Измаила у турок. Во всём городе был скуплен свечной воск, однако и того не хватило, пришлось закупать в Москве. На торжестве присутствовало всё знатное сословие Санкт-Петербурга, три тысячи человек. Для простого люда перед входом во дворец и поблизости расставили бочки с вином, столы с закуской. Было то пышное прощание Потёмкина с молодостью и былой страстью или попытка отвоевать сердце императрицы у нового молодого фаворита? А жизни князю оставалось всего полгода – он скончался от лихорадки во время очередной поездки на юг. Екатерина II, должно быть, в память о славнейшем периоде своего царствования выкупила дворец в казну и перестроила под летнюю резиденцию. Не без своеобразного юмора в боковом флигеле устроила церковь, во флигеле с противоположной стороны – театр.

После кончины императрицы её сын Павел I отдал строение, связанное с памятью любовника матери, под манеж и конюшни лейб-гвардейцев. В центральной зале Таврического дворца, семидесятиметровой галерее в виде грандиозной двойной колоннады, способной вместить три тысячи человек, устроили стойла. Филя самозабвенно любил лошадей, поэтому нисколько не опечалился, что во дворце не осталось былой роскоши и восточных ковров, а наборные паркеты увезли для отделки интерьеров Михайловского замка, новой императорской затеи. Император-романтик, приняв титул Великого магистра Мальтийского ордена, взялся за строительство резиденции-цитадели с залом для рыцарских церемоний. Он опасался дворцовых переворотов, не доверял даже сыновьям, и очень спешил с окончанием строительства. О скорой гибели Павлу I поведала юродивая, да и сам он незадолго до того рассказывал сыну Александру, что видел своё отражение в зеркале со свернутой шеей. Работы велись даже ночью при свете факелов и фонарей. Стены новой резиденции не просохли после постройки, как туда въехала августейшая семья. Ровно через сорок дней после вселения император в своей спальне был убит заговорщиками. Сын знал о заговоре и молчанием согласился на отстранение отца от власти, хотя едва ли желал его гибели. Романовы с тех пор оставили Михайловский замок и никогда не использовали как резиденцию. Призрак убиенного, по слухам, не смог покинуть своей цитадели и порой с горящей свечой в руке являлся в окнах или окрестностях, обычно накануне великих потрясений.

По смерти отца на престол вступил Александр I. Он уважал свою любвеобильную венценосную бабушку и заново восстановил Таврический дворец как резиденцию. Впоследствии там жили члены императорской фамилии, именитые гости, устраивались торжества, балы и выставки. Когда в Таврическом жил писатель и историк Карамзин, работавший над окончанием «Истории государства Российского», Филя в полночной тиши почерпнул немало учености из его рукописей и книг. Там же историк почил вечным сном, простудившись на Сенатской площади во время восстания декабристов. Именно в ту пору Филипп погрузился в хитросплетения дворцовых интриг, политики, человеческих амбиций и государственных интересов. И хотя дворцовый дух привык вращаться в высшем свете и дипломатических кругах, он ничуть не заносился перед своими сородичами.

Однако блестящей светской жизни Филиппа пришёл конец после высочайшего манифеста о свободах. Николай II в октябре 1905 года подписал указ, которым возложил на правительство обязанность «даровать населению незыблемые основы гражданской свободы» – неприкосновенность личности, свободу совести, слова, собраний, союзов; привлечь к выборам в Государственную думу все классы; признать Думу законодательным органом, без одобрения которого ни один закон не мог вступить в силу. В декабре царь подписал закон о выборах. Таврический начали ремонтировать и готовить под заседания вновь учреждённого парламента.

Дворцовому духу надо бы радоваться, а он скорбел в собрании домовых рождественской порой:

– А ведь цесаревич у смертного ложа отца дал слово хранить самодержавие от либеральных начинаний вроде парламента. Александр III говорил, не хватало, чтобы безответственные демагоги и радикалы указывали, как ему править государством. Дескать, представительное правление вредно для российского народа и вообще губительно для империи. У народа не хватает культуры, империя слишком разнородная по характеру наций, земель и по развитию; самодержавие только и служит скрепляющим началом. Демократия не всякому народу к лицу. Сначала нужно образование и подготовка общества, потом реформы – иначе, при отсутствии парламентской традиции, начнётся либеральный хаос, и государственность рухнет прежде, чем завершатся перемены. По завету отца Николай II по вступлении на престол объявил перед публикой, что ради блага вверенного ему народа намерен неуклонно охранять начала самодержавия, и до недавнего твердил: «Я никогда, ни в каком случае не соглашусь…». Да вдруг взял и согласился, изменил слову, данному умирающему. Испугался революции, которую сам накликал, да бросил либералам, как кость, манифест о свободах – мол, ради прекращения смуты и умиротворения общественной жизни. Да, не ко времени этот манифест! Народ даже не понял, к чему это всё, какую такую Думу понадобилось выбирать, и власти на местах в толк не возьмут, как себя вести. Не к добру это. Несчастливый он, наш молодой государь; ох, беда будет с этой Думой!

– Да уж, сколько у него было недобрых предзнаменований! – хором соглашались домовые старожилы, прокручивая события, как кадры хроники.

– Ещё при покойном государе, когда цесаревич с морским вояжем путешествовал по восточным странам, его торжественно встречали в Японии, и из толпы на него тогда бросился безумный самурай с мечом, успел ударить два раза по голове, пока изувера не схватили. Раны, к счастью, оказались неглубоки, но с тех пор Николай жалуется на головную боль. Должно быть, оттого сильно невзлюбил японцев и вовсе считал за обезьян. Он тогда предостерегающего знака не понял и преждевременно оборвал визит.

– Перед вступлением на престол требовалось спешно венчаться – менее, чем через неделю после похорон отца. Люди говорили, плохая примета – немецкая принцесса пришла за царственным гробом. Медовый месяц новобрачных пришёлся на время траура с панихидами, словно их заранее отпевали.