Арнольд Гиллин - Синг-Синг

– Ну, теперь вы убедились что вы заработали 854 доллара;

– Благодарю вас за хлопоты.

– Подпишите бон.

– Что писать?

Логан подошел и дал Мортону перо.

– Пишите: «Сего 16 июля 1882 года, я, Чарлз Локвуд Мортон получил сполна 868 долларов и 72 цента из казначейства» вот и все, а потом скрепите все это подписью под общим итогом бона.

Мортон взял перо и дрожащим, крайне неразборчивым почерком написал то что ему диктовал казначей.

– Ну, вот теперь я больше вас беспокоить не буду. Мои счеты с вами кончены, мистер Мортон. Прощайте, желаю вам всего хорошего и будьте счастливы.

Ван-Шайк протянул руку Мортону, который наклонив голову молча пожал руку тюремного казначея. Ван-Шайк, забрав бон подписанный рукой Мортона, обратился к инспектору со словами:

– До свиданья! Сегодня я отправляюсь на рыбную ловлю. Мортон, вы можете ваять ящичек, только не забудьте сорвать ярлык, а то знаете не ловко.

По уходе ван-Шайка мистер Эльстон обратился к Логану:

– Вы велели приготовить платье мистера Мортона?

– Оно уже готово внизу в гардеробной.

– Ступайте и посмотрите чтоб оно было хорошенько вычищено.

Пристав вышел. Инспектор и его бывший «гость», № 36, остались вдвоем. Мортон, держа ящичек в обеих руках, стоял неподвижно у стола.

– Куда вы намерены отправиться отсюда? опросил Эльстон.

– Не знаю, полковник, полагаю надо будет в Нью-Йорк.

– Садитесь и потолкуемте пока вас позовут одеваться.

Эльотон указал на стул. Мортон сел и поставил ящичек на колени.

– У вас есть родные?

– Были.

– Вы упоминали недавно о матери… где она?

– Не знаю.

Мортон провел рукой по коротко остриженной голове и добавил. – Думаю что моя старушка скончалась.

– Почему вы это полагаете?

– В прежние годы получал по два по три письма в год.

– Когда она писала в последний раз?

– В 1879, из Чикого, откуда я родом.

Мортон вздохнул и начал водить пальцем по ярлыку на ящичке.

Инспектор понурился, гладя бороду.

– Вам теперь сколько лет? спросил после паузы Эльстон.

– В октябре будет сорок два.

– Что же вы намерены делать?

– Работать.

– Это хорошее дело, Мортон. Вы хороший слесарь и можете на свободе заработать много денег. Нынче слесарям платят по 4 и 5 долларов в сутки.

– Хорошие деньги, полковник, с некоторым изумлением выговорил Мортон.

– Да, не то что было лет 15-20 тому назад.

– Боюсь, не сумею угодить нынешним мастерам.

– Вы, мой друг, постарайтесь прежде приглядеться как нынче работают, а там, полагаю, и вы лицом в грязь не ударите.

– Увижу, я признаться работать не трус.

– Это вы доказали у нас, Мортон; ну, а там за этими стенами работается легче и отраднее. Я от души рад что вы не унываете как другие; те часто боятся возвращаться к людям.

– И я боюсь, полковник.

– Чего?

– Страшно затесаться в толпу, чувствуя себя все еще одиноким.

Мортон встал.

– Больное воображение! Почему же вы полагаете что вы будете одиноким на свободе?

– Объяснить не могу, но чувствую… Отвык. Скажите, что у меня теперь общего с людьми?

Мортон поставил ящичек на стул перед собою.

– Все что дается свободному гражданину.

– Но не такому, полковник.

Мортон обвел глазами свой полосатый костюм, и закрыв руками лидо, отвернулся к шкафу.

Эльстон встал и подошел к нему.

– Мужайтесь, Мортон; не забудьте что Провидение сегодня дает вам случай снова занять то место какое подобает Американцу. Не забудьте также что Небо особенно благоволило к вам сохранив вашу жизнь для новой борьбы с судьбой, и я уверен что вы будете бороться честно, чтоб отвоевать назад потерянное здесь у нас.

Эльстон положил свою руку на плечо Мортона, и слегка повернув его, повел своего «гостя» к стулу.

– Садитесь и успокойтесь.

Мортон сел как беспомощный ребенок, сложив руки на колени, и погрузился в какую-то апатию. Слезы на его гладко-выбритом лице серо-оливкого [6] Обычный цвет лица ветеранов-каторжников Sing-Sing'а. цвета быстро высохли. Инспектор подошел к небольшому шкафчику близь камина и вынул оттуда бутылку с ярлыком «old dry sherry»; налив стакан, он подошел к Мортону.

– Вылейте вина; оно вас подкрепит.

Мортон поднял голову и вперил свой искрящийся влажный взор на сострадательного тюремного чиновника.

– Как вы добры, полковник! Ваше здоровье!

Он взял стакан и залпом выпил темно-янтарную влагу, выпрямился и протянул руку Эльстону.

– Не за что, мой друг, не хотите ли еще стаканчик?

– Нет… нет! благодарю вас!

Мортон схватился левою рукой за голову.

– Что с вами?

– Ничего… вино должно-быть… голова точно в тисках…

– Пройдет! это с непривычки. Да и где вам было привыкать к старому хересу если вы в течение двадцати лет пили воду со льдом!

Вернувшийся Логан доложил что все готово.

– Ну, Мортон, пора; вы можете теперь идти одеваться, сказал Эльстон, наливая себе вина. Мортон вскочил и выпрямился во весь рост.

– Пора, говорите?

Он приблизился к инспектору и протянул ему руку; в левой держал он ящичек.

– Благодарю, прощайте!

– Прощайте навсегда! отозвался Эльстон, крепко пожимая руку Мортона. – Логан, проводите Мортона в гардеробную, пока я подпишу отпускной лист.

Листы эти называются у каторжников билетами свободы.

– Ну, пойдемте, я вам приготовил костюм получше этого, отозвался Логан.

Эльстон начал перебирать бумаги на столе. Стенные часы пробили пять. Мортон сильно вздрогнул, подумав: «Боже! в это время, двадцать лет тому назад, я под конвоем въезжал в ворота этого дома». Его трясло точно в лихорадке. Бросив благодарный взор на инспектора, он быстро направился к дверям, но на пороге обернулся и громко проговорил:

– Боже вас благослови, полковник!

Эльстон обернулся в свою очередь:

– Ну, теперь совсем; отпускной лист подписан; Мортон, вы свободны. Спаси вас Господь.

Мортон с сияющею улыбкой скрылся за дверями.

Инспектор позвонил. В комнату вошел сторож.

– Пайкс, отнесите этот пропуск куда следует и скажите Логану чтоб он проводил отпущенного до реки; если же тот сам этого не захочет, то оставьте его.

Когда сторож ушел, инспектор взялся за Tribune , закурил сигару и погрузился в чтение. Кругом господствовала по-прежнему тишина. Знали ли десять каторжников из тысячи что в эту минуту «гость» № 36 оставлял навсегда «Дом вечного молчания»? Едва ли.

По выпуске каждого «гостя» приемщик (Entry Clerc) на другой день раскрывает громадную бухгалтерскую книгу живого каторжного инвентаря тюрьмы и по алфавиту разыскивает фамилию выбывшего. Найдя страницу и сверив пропускной лист и другие документы, клерк в особой графе отмечает что такой-то или такая-то под соответственными нумерами «выбыли после срока»; а в случае смерти клерк красными чернилами пишет лишь одно слово: «умер» или «умерла». Кроме этой главной книги, канцелярия тюрьмы имеет особые журналы, в которых аккуратно ведется точно в пансионе летопись нравственности и бюллетень поведения каждого узника. Баллов в тюрьме не ставят, но есть своего рода отметки в виде знаков, известное сочетание букв латинского алфавита. В календарь наказаний вносятся все проступки каторжника против тюремных установлений, а также его поведение в течение каждого месяца. Материал для этой куриозной бухгалтерии, дебета и кредита синг-сингских «гостей», доставляют ежедневные рапорты тюремных приставов и старших сторожей в различных этажах и корридорах. Затем есть еще «Санитарный дневник», куда вносятся разные болезни и недуги каторжникое-пациентов, пользующихся рачительным уходом в образцовой тюремной больнице.