Гордон Олпорт - Становление личности. Избранные труды

Во-первых, встает проблема сознания. Мы сознательны главным образом тогда, когда находимся в конфликте, то есть когда есть проблема, требующая решения. Далее, если сознание не играет роли, не включается где-то в последовательность причин и следствий, то для чего оно возникает? Если сознание – это просто «скрип, издаваемый механизмом», то почему в нашей природе заложено это бесполезное трение? Разумнее, казалось бы, допустить, что сознание существует ради какой-то цели; как минимум, оно может слегка касаться чаши весов в момент выбора. Мы говорим: «Пусть будет так, а не так».

Но сознание, похоже, не только выбирает кнопку, на которую нажать. Оно обладает способностью к рефлексии. Когда нам надо принять важное решение, мы обращаемся к своему запасу прошлых переживаний и извлекаем из него те, которые релевантны имеющемуся вопросу. Мы размышляем и взвешиваем, и «в целом» решаем, что лучше пойти таким-то путем. И здесь мы сталкиваемся с явным парадоксом. Человек, чей запас опыта и знаний богат «детерминирующими тенденциями», свободнее, чем человек со скудными запасами. Если у меня есть только одно релевантное умение или мне известно только одно решение, то у меня только одна степень свободы. Я действую единственным способом, каким могу. Но если у меня есть много релевантных знаний, широкое образование и богатый опыт обращения с тем видом проблем, с которым я столкнулся, то я могу выбрать «в целом» самое подходящее решение или создать новое. Многоканальный разум свободнее одноколейного.

Каждая школа психотерапии, даже базирующаяся на позитивизме, предполагает, что цель лечения – привести пациента к относительно большей свободе решения, чем первоначально позволяло его нарушение. У пациента с компульсией, фобией, навязчивыми мыслями вообще нет свободы. Им правит невроз. После терапии у него должна появиться свобода от такого доминирования, а также свобода к жизни, более соответствующей его идеалу Я . Здоровый человек с богатым опытом и зрелым кругозором способен программировать собственную идентичность. Он обозревает имеющиеся возможности и объявляет: «Это встраивается в мой стиль жизни» или «Это его разрушает». Он может сказать: «Этот курс хорошо подходит моему жизненному стилю» или «Этот курс не подходит, это для меня – грех».

Мышление в этом направлении может примирить провозглашаемую экзистенциализмом свободу с провозглашаемым позитивизмом детерминизмом. Повторим: все дело в степени . Что именно мы имеем в виду, когда говорим, что нормальная личность относительно свободна программировать свою собственную идентичность? Не то, что человек свободен от всех своих влечений (он все еще должен спать, есть, получать кислород, и его сильно разжигают сексуальные потребности, импульсы гнева, эго -защиты). И не то, что он полностью свободен от раннего научения: многие диспозиции и установки, приобретенные в детстве, будут с ним до конца. И не то, что он независим от непрерывного притока «пищи» от внешнего окружения, служащей для вознаграждения и поддержания его культурных установок и обеспечения его соответствия ролям, которые он должен играть в семье, в работе, в обществе.

Все это давление существует. Но существует и становление – процесс, посредством которого все эти силы используются творческим побуждением для программирования своего стиля жизни. Базовое экзистенциалистское побуждение развиваться, добиваться смысла, стремиться к единству – такая же «данность». Это главный факт человеческой природы, даже более выдающийся, чем склонность поддаваться давлению окружения. Именно это желание автономии, индивидуализации, самости, экзистенциальной уникальности вносит вклад в формирование результата. Развитие по направлению к этой цели есть закон, которому, похоже, подчиняется большинство личностей. Перспектива ( promise ), которую я вижу для себя, – суть моей свободы. Когда критическая ситуация бросает мне вызов, я вызываю эту перспективу, и она становится главным фактором в решении имеющейся проблемы.

С этой точки зрения свобода лежит в нашей общей позиции по отношению к жизни, в проживании нашей надежды на непрерывное становление. В понятиях Уильяма Джеймса, свобода заключается в «способности сохранять главенство выбранной идеи». Через рефлексию и размышления человек сохраняет образ того, чем хочет стать больше всего, и из этой главенствующей системы вытекают поступки и решения. Слабость теории привычки – в ее допущении, что все действия при равно частом повторении и поощрении будут одинаково сильными. Но на самом деле мы знаем, что привычки появляются и исчезают не только в соответствии с законом поощрения и частоты, но и согласно центральному управлению структуры проприума. Таким образом, «ход» нормальной жизни простирается далеко за пределы специфической зависимости от привычки или обстоятельства.

Верно, что в процессе становления мы часто пускаем в ход значительные усилия для сдерживания импульсов и сохранения главенства выбранной идеи. К несчастью, дискуссии о свободе часто ограничивались темой «силы воли». Ломая пальцы и скрежеща зубами, мы рискуем изменить желаемый эффект на противоположный. Иногда мы делаем как раз то, против чего боремся. Концентрация внимания на импульсе часто несет с собой непреодолимое желание выполнить это действие. Этот «закон обратного эффекта» знаком всем. И в этой форме он делает свободу жестокой иллюзией. Именно в представлении человека о своем собственном развитии, а не в отдельной способности воли, мы можем наиболее ярко увидеть свободу.

Детерминисты правы, говоря, что ткань мира структурирована и упорядочена. Но они не правы, считая, что ткань данной жизни достигла своей окончательной законной формы. Относительная свобода человека заключается в поиске и использовании им знаний, которые позволят ему выявить окончательную форму своей жизни. Она будет включать все зависимости, но будет двигаться по направлению к руководящему образу, нереализованной перспективе.

Индуистская формулировка

Любопытство относительно природы человека проявляет не только Запад. Игнорирование мудрости Востока – непростительный провинциализм со стороны западных ученых. Я не могу в этой книге установить правильный баланс, но могу привлечь внимание к одной формулировке в индуистской психологии (просто в качестве уместного символа).

Теория гласит, что у большинства людей есть четыре центральных желания. До некоторой степени, хотя и очень приблизительно, они соответствуют более ранним и более поздним периодам жизни. Первое желание – удовольствие . Оно преобладает в младенчестве, но остается на протяжении более поздних возрастов. Желание удовольствия вскоре дополняется потребностью в успехе . Молодые и средние годы проходят в погоне за профессиональными и социальными достижениями. Некоторые люди никогда не выходят за эти две стадии желания. Но когда приходит зрелость, обычно возникает сильная ориентация на долг . Человек должен обеспечивать своих детей и престарелых родителей, и этика социальной жизни оказывает огромное влияние на ценности человека. Наконец, особенно к концу жизни, приходит желание понимания философского и религиозного смысла, а с ним – страстное желание освобождения от жизненных стадий удовольствия, успеха, долга [657] .