Алексей Леонтьев - Эволюция, движение, деятельность

Чтобы проверить это, изменим еще один раз условия опыта. Организуем следующую, четвертую, серию экспериментов так же, как была организована вторая серия, т. е. будем двигать сами рукой испытуемого. Пусть, однако, нашими движениями «командует» теперь сам испытуемый. В этом случае действующим лицом снова становится сам испытуемый, экспериментатор же выполняет по отношению к его руке лишь функцию своеобразного двигательного аппарата. Результаты, разумеется, положительные. Достоин внимания и еще один факт: если во второй, «пассивной» серии испытуемый повторяет левой рукой движения своей правой руки, которую ведет экспериментатор, то интеграция ощущений происходит; характерно, что этот прием был найден в исследовании самими испытуемыми.

Итак, из сопоставления приведенных фактов следует, что необходимым условием возникновения образа, формирующегося на основе тактильных и кинетических ощущений, является соответствующее активное действие испытуемого [186] .

Мы полагаем, что не иначе обстоит дело и при зрительном восприятии с той, однако, разницей, что в этом случае самый процесс действия является гораздо менее ясно выраженным, а отчасти и вовсе скрытым от непосредственного наблюдения. «Идет ли речь о контурах и величине или об удалении и относительном расположении предметов, двигательные реакции глаз при смотрении и рук при ощупывании равнозначны по смыслу», – писал в свое время И. Сеченов [187] . Его идея глаза как «щупала» представляется нам идеей, которая еще недостаточно оценена. Многое из того, что кажется в восприятии симультанным, несомненно, раскроет себя как сукцессивный процесс [188] .

Даже слуховые образы, опирающиеся на работу, кажется, самого «неподвижного» из рецепторов – уха, возникают лишь в результате известного активного процесса; Б.М. Теплов, автор выдающегося исследования в области психологии музыки, называет этот процесс процессом активного представления [189] .

Бесспорным свидетельством зависимости образа от активных формирующих его процессов являются некоторые современные патопсихологические данные; мы имеем в виду случаи лобных, т. е. двигательных по своей основе агнозий [190] .

Процесс формирования образа, разумеется, нельзя безоговорочно сближать с формированием простейших ощущений. На высших ступенях развития, когда ощущения выступают лишь как элементы образного восприятия, оба этих процесса скорее могут быть в данном отношении противопоставлены друг другу. Иначе в условиях генетического сравнения: в том случае, когда ощущение выступает не как элемент более высокого сенсорного образования, но как самодеятельная и единственная форма восприятия действительности, оно, конечно, формируется по тому же общему принципу; словом, соотношения здесь такие же, как и соотношения, например, в принципах работы мозговой коры и нижележащих центров при изолированном рассмотрении их у высших животных и у животных, не обладающих корой.

Итак, состояния субъекта, представляющие собой отражения воздействующей на него действительности, формируются именно в процессе его деятельности, так что можно сказать, что именно деятельность «переводит» в эти состояния воздействия объективной действительности.

Поставим теперь тот же вопрос с другой, противоположной стороны: возможна ли деятельность в той форме, о которой идет речь, без этих специфических состояний – состояний, представляющих собой психическое отражение предмета деятельности, т. е. того, на что она направлена? Очевидно, нет. Эти состояния не только формируются в деятельности, но и осуществляются в ней: можно сказать, что они переходят в деятельность.

Здесь необходимо оговориться. Традиционный взгляд, воспитанный на чисто аналитическом рассмотрении развитой психики, привык отделять ощущения, образы восприятия и проч. как чисто познавательные элементы от того, что обозначается терминами «интенция», «внутренняя поза» (innere Haltungen Цутта), установка. Собственно, последнее и есть, с этой точки зрения, именно то, чему соответствует «психический эквивалент поведения», что признается переходящим в деятельность, осуществляющимся в ней. Наоборот, познавательные элементы выступают при последовательном развитии этого взгляда лишь как несущие инструментальную функцию и как таковые, в сущности, не являются непосредственным предметом психологического изучения. Однако сам этот взгляд, разделяющий психическое на якобы принципиально различные сферы, является в любом из своих вариантов ложным. Это особенно ясно при генетическом рассмотрении вопроса: всякая попытка отделить восприятие, отражающее действительность, от так называемой установки, немедленно же вступает в противоречие с фактами.

В противоположность буржуазно-психологическим теориям установки, Д.Н. Узнадзе, критикуя теорию, развиваемую Марбе, выдвигает тот тезис, что установка, т. е. то, что находит свое осуществление в деятельности, есть не что иное, как объективная действительность, «переместившаяся» в субъект, преломившаяся в его состояниях. Установка, в понимании Узнадзе, представляет собой модификацию живого существа, соответствующую объективной действительности, отражение последней в субъекте [191] . Очевидно, что при таком раскрытии понятия установки познавательные элементы не могут быть отделены от нее и ей противопоставлены. Другой вопрос, целесообразно ли исходить именно из этого понятия. По ряду соображений нам кажется необходимым обернуть здесь отношение и прямо говорить о таких состояниях субъекта, о таких его «модификациях», которые прежде всего представляют собой психическое отражение действительности, – отражение, способное переходить в деятельность. Последнее отнюдь не является результатом некоего другого, особого состояния субъекта, результатом, который лишь условно приписывается состоянию самого отражения; давно известные в психологии простые факты показывают, наоборот, скорее условность отделения этого свойства от познавательных состояний.

Итак, можно сказать, что деятельность и отражение переходят друг в друга. Психическое отражение формируется в процессе активной деятельности субъекта или, что то же самое, – деятельность как бы «кристаллизуется» на полюсе субъекта в виде его специфических состояний – состояний психического отражения той действительности, с которой она его реально связывает. И наоборот, психическое отражение переходит в деятельность, осуществляется в ней и через нее в ее предмете. Эти переходы из «формы деятельности в форму бытия» (Маркс) совершаются постоянно и на обоих полюсах процесса. Ибо субъект, воздействуя на внешний, сопротивляющийся ему предмет, не только подчиняет ему свою деятельность, но, испытывая воздействия с его стороны, неизбежно изменяется и сам.