Екатерина Мурашова - Должно ли детство быть счастливым?

Сначала Лео сдержанно отвечал на мои вопросы и ждал, когда же начнется. Когда я обманула его ожидания, заговорил сам.

— Правда в том, что я просто люблю драться! Ничто не может сравниться с чувством, которое испытываешь, когда бросаешься в атаку! Знаете, есть такое выражение «кровь кипит»? Так вот, она действительно кипит! Ты движешься как самая совершенная машина, время останавливается и всё тебе подвластно. Это чистый восторг, наслаждение, вдохновение, если хотите. Вы мне не верите?

— Ну почему же не верю. Когда мне было восемнадцать и я работала в зоопарке, у меня был приятель по кличке Митрофанушка. Он, по всей видимости, описывал мне что-то подобное, но без всякой поэзии: «Вот иногда невмоготу становится, и идешь тогда на улицу, и ищешь, кому бы морду набить. Или уж тебе набьют, тут как карта ляжет»… А скажи: ты явно умнее бедного Митрофанушки… тебе цель совсем не нужна? Нажива, например? Или какое-нибудь как бы благородное дело? Честь, защита родины, веры, вассальная клятва? Рассказ Лондона «Мексиканец»? «Вы жертвою пали в борьбе роковой»?

— Я думал об этом. Очень-очень много думал. Чуть башка не треснула, если честно. И мне показалось, что всё это (в каждом отдельном случае) как бы понарошку. То есть люди врут сами себе и друг другу, чтобы как-то всё это приукрасить. Но если можно не врать, то зачем? Просто все сражаются со всеми, и в этом и есть смысл. И радость. Так всё устроено.

— Но ведь сражаться можно по-разному.

— Конечно! Можно еще обманывать, продавать, предавать, стучать, подсиживать, просто сживать со свету тысяча и одним способом. Мне всё это кажется не таким привлекательным.

— Ты что, только это и видишь в мире?

— Я что, похож на идиота?

— Ты похож на д’Артаньяна. Или на Портоса: «Я дерусь, потому что дерусь».

— Миледи? — улыбка и снова эта поднятая бровь.

Я смеюсь. Он опасный глупец, но он мне нравится, черт побери!

— Если бы клетки-макрофаги умели говорить, они говорили бы приблизительно твоим текстом. Но как насчет развития цивилизации, эволюции? За несколько тысячелетий люди несколько отошли…

— Цивилизация? Да я вас умоляю! Вы давно смотрели какой-нибудь кинобестселлер или играли в суперпопулярную компьютерную игру? Что там занимает центральное место? Я вам скажу: драка с применением тех или иных технических средств или без оных. Люди никуда не отошли, они просто тут же, на месте спрятались под листик и стали наблюдателями. Кровь пожиже, зато безопасней. А я хочу быть участником!

— Тебе не бывает жалко тех, с кем ты дерешься?

— Почти всегда. Потому что они обычно слабее. Либо телом, либо духом. И они же не виноваты, что я такой.

— Кем же ты будешь? Солдатом?

— Не знаю. В армию я, конечно, схожу. А там, если выживу, посмотрим. Может быть, стану вышибалой в дорогом баре или казино. Это, по крайней мере, честно — потому что там нет ничего про честь, родину и религию.

Смотрит лукаво, ждет, что стану возражать, уговаривать.

Не стану.

— Что же мне с ним делать? — спрашивает мать.

Лео сидит на стуле, переводит взгляд с матери на меня. Улыбается.

— Ничего. Любить. Можете?

— Могу. Как ни странно после всего. Да он ведь многим нравится. А уж как на него девчонки западают…

— Ну, уж это-то неудивительно. Архетип, да еще с такой внешностью…

— Как вам кажется, есть ли шанс, что он когда-нибудь это «перерастет»?

— Мне кажется, есть. Бывают такие полудети-полувзрослые. Стоящие на границе, безжалостные к полутонам, называющие неназываемое, как будто посланные к нам из какого-то другого мира. «Посланные» — от слова «посланник», «послание». Иногда посланник, исчерпав свою миссию, может жить дальше обычной жизнью.

— А вы что, поняли это его «послание»? — удивляется мать.

— Значит, вы думаете, все-таки миссия? — чуть подается вперед Лео.

— А как же иначе? — я улыбаюсь обоим.

Что я имею в виду? Бог весть.

Но мать и сын согласно кивают.

Обычная, совершенно не экстравагантная семья — мама, папа и мальчик Вадик, десяти лет. Обычные аудиальные жалобы: не слышит, не слушает, не слушается, — и обычные визуальные: книг не читает, смотрит мультфильмы, идиотских видеоблогеров, ролики в интернете. Мама, патетически:

— Он вообще не живет в реальном мире! Даже со своим единственным приятелем больше общается через интернет или уж по телефону! Мы этого приятеля недавно специально в гости к нам позвали, я с его мамой договорилась, папа его к парадной подвез — целая операция. Так в результате они, мне кажется, просто и не знали, что им в реале делать! Захожу через час, а они оба сидят рядком на диване в своих смартфонах и только иногда друг другу экранчики размером с ладошку показывают!

Папа, в унисон маме, возмущенно:

— А и откуда им знать, что делать! Мы во дворах часами играли. Бегали, лазали, дрались, смотрели на мир, друг на друга, изучали что-то, строили отношения, экспериментировали! Да, эти эксперименты бывали и злыми, и драматичными, и иногда опасными, но они реально обучали нас правилам этого мира!

— Гм, — хмыкаю я. — Так почему же ваш Вадик не бегает во дворе? Выпустите его туда, и все дела.

— Э-э-э… — несколько сбавили пафос родители. — Так там во дворе, кажется, сейчас и нет никого… С кем ему бегать? Они все где-то…

— Может, их всех родители не пускают? Ну, пусть тогда после школы бегает, играет; вот мы, помню, как раз лет в десять порой по три-четыре часа домой из школы с приятелями шли…

— Так у нас гимназия довольно далеко, двадцать минут на машине, его отец возит, а я или бабушка забираем.

— И во всем этом интернет виноват? — подмигнула я.

И вспомнила, как недавно приходила ко мне семья, в которой родители как раз таки готовы были выпустить своего ребенка во двор (безопасный закрытый двор имелся в наличии). На каковое озвученное предложение ребенок (девяти лет) взглянул исподлобья и мрачно, я бы даже сказала, апокалиптически, изрек:

— И что мне там делать? Двор — пустынный, качели — опасные, и вороны каркают…

Такое вот ви́дение вожделенного родителями реального мира…

— Но мы же умели жить в настоящем, здесь и сейчас… — почти жалобно сказал отец Вадика, и это его высказывание навело меня на мысль об очередном эксперименте.

Участвовали в эксперименте только мотивированные взрослые, поэтому с организацией никаких проблем не было. 48 человек, 20 мужчин и 28 женщин, тридцать девять человек с высшим образованием (у пятнадцати — образование педагогическое или психологическое, еще у семерых — медицинское), у девятерых образование среднеспециальное. Все участники эксперимента — родители детей разного возраста, их собственный возраст — от 27 до 49 лет.