Игорь Кон - Бить или не бить?

А в другом пансионе все было иначе.

Военно-учебные заведения

В XVIII в., в первые годы существования кадетских корпусов, нравы некоторых из них были откровенно варварскими.

«Способ исправления состоял в истинном тиранстве. Капитаны, казалось, хвастались друг перед другом, кто из них бесчеловечнее и безжалостнее сечет кадет. Каждую субботу подавались ленивые сотнями, и в дежурной комнате целый день вопль не прекращался. Один прием наказания приводил сердца несчастных детей в трепет. Подавалась скамейка, на которую двое дюжих барабанщиков растягивали виновного и держали за руки и за ноги, а двое со стороны изо всей силы били розгами, так что кровь текла ручьями и тело раздиралось в куски. Нередко отсчитывали до 600 ударов и более, до того, что несчастного мученика относили прямо в лазарет» (Записки В. И. Штейнгеля, 1981).

При Александре I в дворянских учебных заведениях розги были отменены, но Николай I их восстановил. Некоторые историки связывают это с личными особенностями государя. Как известно, в детстве Николай был вспыльчив, драчлив и не особенно восприимчив к наукам, а приставленный к нему наставником генерал Матвей Иванович Ламздорф педагогическим талантом не отличался:

«Дядька, к нам приставленный, – жаловался впоследствии Николай I графу Киселеву, – не умел ни руководить нашими уроками, ни внушать нам любовь к литературе и к наукам; он вечно ворчал, подчас раздражался сильнейшим гневом из-за пустяков, бранился и нередко наделял нас тычками и щипками, которых особенно много доставалось на мою долю. Брат, при своем более податливом характере и более веселом нраве, лучше уживался с этим неспокойным человеком. Бог ему судья за бедное образование, нами полученное».

«В учении видел я одно принуждение и учился без охоты. Меня часто, и я думаю не без причины, обвиняли в лености и рассеянности, и нередко гр. Ламздорф меня наказывал тростником весьма больно среди самых уроков».

Зла на своих учителей Николай Павлович не держал, а став императором, решил, исходя из собственного опыта, что при воспитании будущих офицеров и чиновников розга ничего, кроме пользы, не принесет.

«Одно из ужаснейших посягательств прошлого царствования, – писал А. И. Герцен в статье «1860 год», – состояло в его настойчивом стремлении сломить отроческую душу. Правительство подстерегало ребенка при первом шаге в жизнь и развращало кадета-дитя, гимназиста-отрока, студента-юношу. Беспощадно, систематически вытравляло оно в них человеческие зародыши, отучало их, как от порока, от всех людских чувств, кроме покорности. За нарушение дисциплины оно малолетних наказывало так, как не наказывают в других странах закоснелых преступников».

Яркие примеры жестоких расправ с кадетами приводит Алексей Азовский (Азовский, 2008):

«В 1834 году в 1-м Московском кадетском корпусе произошел следующий случай. На замечание учителя Шенрона о том, что окна в классе нужно закрывать осторожнее, один из кадет, князь К-ский, конечно от великого ума сказал: “Что форточки – мы и у офицеров головы ломаем”. Будь немец посметливей да поразумней, то, конечно, он сумел бы пресечь выходку юноши и ограничиться дельным замечанием, но Шенрон передал слова князя К-ского начальству.

В то время в Москве находился Главный директор кадетских корпусов генерал-адъютант Сухозанет. Он лично и возглавил следствие, по окончании которого и велел зачитать приказ свой, которым и определил наказание князю К-скому. За глупую браваду кадет был приговорен к тремстам ударам розгами перед собранием всего корпуса.

Очевидцы экзекуции вспоминают: “Сухозанет командовал поркой кадета лично. Боже милостивый! Как изгладить из памяти эту омерзительную сцену. Уже около получаса продолжалось наказание, во время которого почтенный и заслуженный воин спокойно сидел на своем месте; но вот голос несчастного юноши стал слабеть, и доктор, следивший за экзекуцией, прервал ее. Через некоторое время князь получил оставшиеся розги и был унесен на покрытой пятнами крови простыне в лазарет”».

В личных делах воспитанников кадетских корпусов встречаются записи такого типа:

«Тетрадь кадета N. К. К. Василия Т…а 1-го. Определен в корпус в 1830 году, 10-ти лет от роду, балл за поведение – 8».

Охарактеризован как «скромный, доброго нрава, но ленивый и со слабыми способностями». В 1836 году, то есть когда ему было уже 16 лет – наказан 30 ударами розог за незнание четырех предметов и леность; он же, спустя месяц, снова наказан 30 ударами розог за «ту же леность»; за леность в следующем месяце к нему применено уже другое наказание – 3 недели обедать «стоя», не получая при этом последнего блюда; в следующем месяце за ту же «леность» к этому наказанию прибавлено было – сбавка одного балла за поведение и лишение права на отпуск в рождественские праздники. В следующем году он за «леность» снова наказан 25 ударами розог; затем три недели остается без последнего блюда и т. д.

Серьезные дисциплинарные нарушения доводились лично до сведения государя:

«23 сентября 1836 года. В получении сего числа от Главного директора Пажеского и кадетских корпусов в приказе № 19 значится: “Военный министр генерал от инфантерии граф Татищев отношениями от 15 сентября за № 6966 и 6971 уведомил меня для надлежащего исполнения, что Государь Император высочайше повелел соизволить:

Дворянского полка дворян Николая Д-ва, Григория С-ва и Ивана Б-на за леность, нерадение их в службе и науках и ослушание против начальства наказать перед Дворянским полком розгами, дать первым двум по 100 ударов каждому, а последнему 500 ударов и потом из них Д. и С. выписать рядовыми в полки отдельного Финляндского корпуса. Б. же, за буйный и дерзкий поступок против батальонного командира полковника Б-на, коего намеревался он ударить палкой, предать суду военного трибунала с тем, чтобы он был лишен дворянства и послан в арестантские роты в крепостные работы”».

Будущие офицеры воспринимали телесные наказания как неизбежное зло.

Николай Васильевич Шелгунов (1824–1891), который был отдан в Александровский кадетский корпус для малолетних четырехлетним и пробыл в нем до девятилетнего возраста, сохранил воспоминания только о телесных наказаниях в этом заведении.

Его ровесник, внук А. Н. Радищева, художник Алексей Петрович Боголюбов (1824–1896) рассказывает:

«Мать обучала нас всему, что приличествовало нашему возрасту. Я был всегда очень резов, а потому ей часто приходилось делать мне внушения, но во все время ее деятельной педагогической любви к нам она ни разу меня не высекла и не ударила, что было бы тогда совершенно в духе времени, ибо, приведу для примера, в Александровском малолетнем корпусе меня драли 17 раз да 2 – в Морском».