Маргарита Пличко - Дети для родителей или родители для детей? Осторожное размышление

Танец закончился быстро: Любаша была как будто в тумане, поэтому время пролетело незаметно. Вечер подходил к концу, а ей так хотелось подольше побыть рядом с ним, ведь от него веяло такой силой и смелостью, такой решительностью и бесконечным обаянием. Поэтому, когда Санёк предложил проводить её до дома, от переизбытка чувств она не сразу поверила в услышанное и восприняла эту информацию как манну небесную. К дому они шли неторопливо, он много шутил. От внезапно свалившегося счастья Люба душой как будто бы оторвалась от своего тела, вознеслась в небо и наблюдала за всем происходящим с высоты. Эта же душа и стала первой и последней свидетельницей того, что произошло с ней потом: вот они заходят в подъезд, вот он предлагает ей полюбоваться на ночное небо с крыши их старенького дома. Вот они поднимаются, вот он обнимает её за плечи, потом за талию, потом укладывает на пол… Она даже не сопротивлялась, хотя прекрасно понимала, что именно произойдёт в следующую минуту, было полное ощущение того, что это происходит не с ней. За несколько минут она перенеслась из детской жизни во взрослую, хотя совершенно этого не хотела и не была к этому готова. Почему не закричала и не позвала на помощь, она и сама не поняла. Потом она тихо поднялась, тихо отряхнулась, тихо поправила на себе одежду, тихо зашла в свою квартиру и тихо, чтобы не привлекать постороннего внимания, легла в кровать. В голове крутилась фраза, сказанная Саньком напоследок: «Не маленькая, сама должна была всё понимать, вздумаешь ментам настучать – убью!»

Жаловаться она не собиралась, просто пребывала некоторое время как в тумане. Рассказывать о случившемся матери было бессмысленно: та бы её лишь отругала за то, что шляется по ночам непонятно где и непонятно с кем. И к слову сказать, её родной брат был хорошим приятелем Санька, они вместе решали какие-то вопросы, забивали какие-то стрелки, и брат просто сказал бы, что, мол, тебе повезло, что такой крутой пацан вообще обратил на тебя внимание!

Лето пронеслось быстро: Любаша устроилась на завод, иногда по вечерам с подружками выходила погулять по району. Она и не сразу заметила, что у неё задержка. Когда поняла, что беременна, аборт было уже поздно делать, поэтому решила рожать, тем более что мать, узнав о её беременности, не сильно и возмущалась, а просто в очередной раз сказала, что та дура, но раз уж так получилось, то будущий ребёнок ни в чём не виноват. В начале весны Люба родила здорового красивого мальчика, как две капли воды похожего на Санька, и не понимала: то ли ей любить своего сына, то ли ненавидеть. Материнский инстинкт победил. Она стала как могла ухаживать за новорождённым. Её мать помогала материально. Вскоре Люба познакомилась с очень хорошим человеком, который сразу полюбил её и взял в жёны с ребёнком на руках. Общество и сейчас с неодобрением смотрит на женитьбу мужчин на женщинах с детьми от предыдущих отношений, а во времена социализма-коммунизма – особенно. Это обстоятельство было частой причиной того, что женщины не торопились с разводом, даже если муж был тираном или хроническим алкоголиком. Главное было не остаться одной с ребёнком на руках. Но Любаше повезло. Чтобы компенсировать горечь прошлого опыта, Господь послал ей добропорядочного человека, который вскоре стал её мужем. Мальчика он полюбил сразу и стал относиться к нему как к родному. Вскоре у Любаши один за другим появилось ещё трое детей: две девочки и мальчик. Так в свои двадцать с небольшим она стала многодетной матерью. Всю жизнь она работала на фабрике и, как умела, воспитывала своих детей. Но мыслями часто возвращалась в тот злополучный вечер, который разделил её жизнь на до и после. Несмотря на то что Санёк обошёлся с ней очень грубо, она простила его, поскольку где-то в глубине души тайно испытывала к нему непонятное чувство: микс из любви, восхищения и ненависти. Когда её первенцу исполнилось три года, Санёк разыскал её. Он, конечно, понимал, от кого Любаша родила ребёнка, поэтому при встрече сразу предупредил, что если с его сына упадёт хотя бы один волос, то мало ей не покажется – он её просто убьёт. Любаша знала, что это была не шутка, убить он мог кого угодно, поэтому всё сказанное Саньком восприняла всерьёз. Сына она не обижала, тем более что и отчим любил его не меньше, чем своих родных детей: увлечение марками, рыбалка, турпоходы, поездки к родственникам – всё это было неотъемлемой частью их совместной жизни. Со своим не биологическим, но всё же любимым отцом он проводил гораздо больше времени, чем с матерью, поэтому очень привязался к нему, а вот к матери, напротив, особой привязанности не испытывал.

Тимофей, так звали Любашиного первенца, быстро подрастал, и вот он уже ученик первого класса, а потом и выпускник восьмого. Отношения с матерью были чисто соседскими: она никогда не могла дать дельного совета и особенно не интересовалась проблемами сына. Не советовала ему, с кем встречаться, какую выбрать профессию, с кем дружить и тому подобные вещи. Окончив восемь классов, он поступил в училище и, благополучно его окончив, отправился на срочную службу в ряды Российской армии. Отслужил положенные два года, вернулся домой, вскоре женился, переехал от родителей в другой дом и практически перестал с ними видеться. Но мать не сильно огорчилась такому повороту событий. На встречах она не настаивала, в гости не звала, гостинцы для сына и внуков не передавала, вкусненьким не баловала. Во время редких встреч вела себя очень сухо и скованно: вся беседа обычно сводилась к разговорам о погоде и природе, о низком уровне медицинского обслуживания в стране, о высоких тарифах на ЖКХ и сплетнях о многочисленных соседях. Отец держал в этих отношениях нейтралитет, поскольку сын уже вырос и стал самостоятельным, а жена оставалась частью его жизни, и спорить с ней он не хотел, считая её домашним генералом. При разговорах с матерью сын чувствовал себя беспокойно и даже испытывал некоторое напряжение. Пробовал находить разные интересные темы для общения, пытался понять, чем вызвана её замкнутость, осторожность и недоверие. Но мать никак не могла раскрыться, беседы поддерживала без энтузиазма и всякий раз пыталась закончить их как можно скорее. И поскольку каждое слово приходилось буквально высасывать из пальца, Тимофей в эти минуты думал только об одном: когда же закончится эта встреча и он наконец сможет вернуться к себе домой. Поистине родным домом он считал тот, в котором жил, создав свою новую семью. Только там он чувствовал себя спокойно и комфортно.

Подбирать слова для разговоров с матерью становилось всё труднее и труднее, и вскоре они вовсе прекратились. Тимофея огорчало, что, когда он приглашал её на семейные торжества, она всегда находила отговорки, чтобы их не посещать: плохое самочувствие, нечего надеть, долгая дорога, плохая погода, отсутствие настроения – вот неполный перечень дежурных отговорок, которые ему приходилось слышать. Отношения матери и сына с каждым годом становились всё холоднее. Было видно, что она ввела ему вакцину в виде равнодушия, а выработка антител не заставила себя ждать. Он уже не переживал и не страдал, когда кто-то оставался к нему равнодушным, и особенно не спешил на помощь другим. Так с годами закалился его характер. Он привык сам справляться со всеми трудностями, научился никому ни на что не жаловаться, не омрачать жизнь окружающих людей плохим настроением. Он справедливо полагал, что жизнь весьма скоротечна, поэтому не стоить тратить её на взаимные упрёки, надо просто избегать людей, с которыми вам не о чем говорить. Все новости из жизни его прежней семьи Тимофей узнавал из разных источников: от отца, друзей, дальних родственников, знакомых, – но только не от матери. Она как будто бы намеренно скрывала информацию от сына. Непонятно было только – почему. Можно было предположить, что так происходило от обиды на сына за то, что всё своё внимание он уделяет новой семье, морально и материально не поддерживает мать, а потому в её душе и поселилась обида, которая незаметно душит её сознание и разумный подход к детско-родительским отношениям. А возможно, это последствия травмы, которую Люба перенесла в молодости. Сын стал для неё внешним раздражителем, поскольку всегда напоминал ей о том неприятном, а скорее даже страшном событии, произошедшем тёплым летним вечером много лет назад.