Андрей Юревич - Методология и социология психологии

Следует лишь отметить, что «заимствованное» знание практически никогда не ассимилируется научной дисциплиной в его исходном виде, а всегда «переваривается» ею в контексте ее собственных категорий и объяснительных принципов, что превращает это знание из «чужого» для этой дисциплины в «свое» для нее. Скажем, знания психологов о человеческом мозге, позаимствованные ими у биологии, включены в контекст соответствующих психологических знаний, например, о высших психических функциях, что делает эти знания в значительной степени «психологизированными». То же самое происходит и с другими видами «заимствованного» знания, которое всегда является знанием данной науки, позаимствованным ею у других дисциплин, но творчески переработанным ею и выраженным в системе ее собственных смыслов.

В условиях характерного для современной науки нарастания тенденции к меж- или кросс-дисциплинарности, в психологии возникают целые области междисциплинарного знания, например, такие как политическая психология, которые в своей основной части укомплектованы знаниями смежных наук. Такие области сейчас служат главными каналами междисциплинарных влияний, через которые осуществляется как междисциплинарный «импорт», так и междисциплинарный «экспорт» знания, а соответствующие его области приобретают характер, скорее, не меж-, а кросс- или наддисциплинарных.

Беглое рассмотрение структуры психологического знания, помимо выполнения собственно систематизаторских целей, позволяет сделать ряд выводов относительно его характера и строения.

1 В структуре этого знания можно выделить компоненты, в общем-то являющиеся стандартными составляющими любого научного знания и служащие «строительными лесами» системы познания в любой науке. Вместе с тем в психологии и строение этих «лесов», и вид некоторых из их «ступеней» обладают спецификой. Например, большое значение имеют базовые «идеологии», знание контекста и др., которые для многих наук малоактуальны.

2 Психологическое знание выглядит довольно-таки бессистемно. Выстроить какую-либо единую «пирамиду» этого знания не представляется возможным. В принципе, можно построить несколько таких «пирамид» – на идейно-методологических основаниях бихевиоризма, когнитивизма, психоанализа и др., каждая из которых будет возвышаться сколь гордо, столь и одиноко. Но и любая из подобных «локальных пирамид», скорее всего, окажется очень неустойчивой, ибо и знание, накопленное в рамках каждой из этих идейно-методологических ориентаций, тоже трудно уложить в единую систему. А некоторые элементы психологического знания, например инструментальные технологии, могут вообще остаться за пределами таких пирамидальных конструкций.

3 Психологическое знание релятивно, причем можно выделить три основных слагаемых этой релятивности. Во-первых, то, что считается знанием в рамках одних психологических школ и направлений, далеко не всегда признается таковым в контексте других, т. е. психологическое знание «привязано» к определенному идейно-методологическому контексту его производства. Во-вторых, оно «привязано» к определенному объекту и к той социокультурной (макро- и микро-) среде, в которую он погружен, а знание, полученное применительно к одной культуре, часто оказывается неприменимой к другим культурам. В-третьих, психологическое знание ситуативно и «привязано» к определенному времени: скажем, коэффициенты корреляции, измеренные на одной и той же выборке спустя некоторое время, всегда оказываются несколько другими.

4 Психологическое знание в значительной мере зависимо от процесса его социализации, т. е. от оформления психологического опыта в соответствии с определенными правилами. Не всякое психологическое знание признается собственно знанием, а чтобы стать таковым, оно должно пройти достаточно длительную «социальную обработку», на которую далеко не у всех психологов, в т. ч. и у исследователей, хватает сил, времени и возможностей. В результате реальный массив психологического знания намного превосходит официальное знание научной психологии. Во многом поэтому создается впечатление, иногда верное, иногда нет, будто, например, практикующие психологи в своей работе опираются не на научное знание, а на смесь интуиции и обыденного опыта.

5 В то же время все это не означает, что психологическое знание эфемерно и мало похоже на то, что принято считать знанием в точных науках. Психологическое знание – это тоже Знание (да простит читатель такую тавтологию), но, во-первых, знание плохо организованное, во-вторых, знание «скользящее», изменяющееся вслед за его постоянно изменяющимся объектом. В то же время неорганизованность, релятивность и бессистемность психологического знания не следует абсолютизировать, а тем более демонизировать.

В принципе любая книга по психологии – это определенным образом организованное психологическое знание, а его абсолютно хаотическое нагромождение встречается разве что в тезисах конференций, да и то лишь в том случае, если составители соответствующих сборников не дают себе труда его систематизировать. В то же время это организованность особого рода, отличающаяся от типовой организации знания в точных науках и определяющаяся не столько онтологией изучаемых объектов (хотя и ею тоже), сколько потребностями познающего субъекта – в основном, потребностями психологического сообщества в облегчении понимания и изучения этих объектов.

Релятивность психологического знания тоже не следует переоценивать. При всем его «скользящем» характере в нем остаются инвариантные и неизменные компоненты, например, психологические законы, хотя их инвариантность и неизменность тоже не вполне таковы (вспомним 7 ± 2), как их принято понимать в естественных науках.

У озабоченных состоянием психологического знания имеются три варианта (у всех прочих психологов, составляющих основную часть психологического сообщества, есть и четвертый вариант, описанный в начале этого параграфа – просто не задумываться о состоянии психологического знания): либо смириться с «вечным кризисом» психологической науки, воспринимая ее как науку, находящуюся на допарадигмальной стадии развития и списывая все ее недостатки на ее недоразвитость; либо ждать как манны небесной формирования единой парадигмы, о которой давно вожделеет психологическое сообщество, которая объединит эту науку и придаст психологическому знанию организованный, устойчивый и надситуативный характер; либо попытаться найти нетрадиционные варианты организации психологического знания, не глядя с перманентной завистью вослед точным наукам, которые, кстати, не так «точны», как их принято воспринимать в среде гуманитариев, многие из которых до сих пор разделяют позитивистский образ естествознания.