Александра Роллин - Девочка с чемоданом и мечтой

шагнула в химиотерапию. Однако сначала позвольте рассказать вам о том, как мне удалили грудь – о своем первом шаге на пути отчаянной борьбы с онкологией.

В мифологии первыми людьми были андрогины, они соединяли в себе мужские и женские признаки. Однажды андрогины возгордились, почувствовали себя всесильными и решили напасть на богов, за что те их разделили надвое и рассеяли по миру. С тех пор люди обречены на поиски своей половины.

Когда я впервые увидела вмятину вместо второй груди, у меня появилось ощущение, будто я тоже разгневала небеса. Иначе за что мне такое наказание? Я стояла в скромной ванной комнате больничной палаты и совершенно невозмутимо смотрела в круглое настенное зеркало. Однако это спокойное принятие случившегося было крайне странным, может быть, я еще находилась в состоянии шока, точно не знаю. Сама процедура по удалению груди прошла быстро. И до этого времени на раздумья практически не было. А теперь пришло словно успокоение от того, что самый первый этап предстоящей мне долгой борьбы позади. Знаете, то самое особое ощущение, когда закончил что-то важное. Или когда у тебя есть блокнотик с огромным списком дел, и ты вдруг махом зачеркиваешь все, что успел выполнить, чтобы прийти к цели.

Мой список дел перед операцией был просто нескончаемым. Анализы, переезд, снова анализы, сложности с результатами. После моего возвращения с Мальты в Париж, врачи провели повторную биопсию, чтобы подтвердить диагноз, однако результат показал, что никакого рака у меня нет. Тут я совсем растерялась: как такое вообще может быть? Неужели мальтийские медики ошиблись? Ведущий хирург направила меня на очередную макробиопсию (обширный анализ), то есть это был уже третий (!) раз, когда мне в грудь вводили иглы и брали образцы тканей. Процедура не слишком приятная.

Результатов нужно было ждать целых семь дней, и за эту неделю я по-настоящему поверила, что не больна, хотя меня, конечно, предупреждали, что не стоит обнадеживаться. Но мне очень хотелось иметь эту надежду. А вдруг все было просто страшным сном?

Мир заиграл цветными красками. Это было счастье, это было желание жить, любить, наслаждаться каждым моментом, строить планы на будущее. Не зря говорят: хочешь сделать человека счастливым – отбери у него все, что у него есть сегодня, а затем верни обратно. Вот в таком же состоянии находилась и я.

Я стала судорожно читать о медицинских оплошностях, о том, случалось ли, что людям ошибочно диагностировали рак. Как выяснилось, такие случаи были. Так, одной девушке отрезали грудь, отдали ее на анализ в лабораторию и выяснили, что рака не было. Какого-то мужчину едва не прооперировали – его спас лаборант, подоспевший вовремя в операционную, чтобы сообщить об ошибке. То есть иногда врачи ошибаются, иначе как объяснить, что одни медики мне диагностировали рак, а другие его не находят? Кто-то из них все-таки ошибся!

Но я была так счастлива, что не стала тратить эти радостные моменты на выяснение того, кто виноват, а кто нет. Просто кошмар прекратился, и это было здорово. В то же утро, когда я получила результаты, то выпорхнула на парижские улицы, наполненная счастьем. Вот пробежали красивые подтянутые сотрудники спасательной службы. Такое ощущение, что во французскую службу спасателей набирают исключительно мужчин-моделей, настолько они все шикарно выглядят. И вот я смотрю на этих бегущих мужчин и просто улыбаюсь. Жизнь налаживается!

За эту неделю я сходила в парикмахерскую, опубликовала в социальных сетях, что планирую написать книгу и очень хотела бы обсудить нюансы с уже опубликованными авторами. Мне ответило несколько французских авторов, с кем-то мы даже созвонились и обстоятельно поговорили о том, что я задумала.

Повседневные радости, которые я раньше не замечала, вдруг стали для меня значимыми. Теперь каждая встреча, каждый разговор, каждый вздох, каждый шаг – все казалось другим, ценным, важным. У меня словно выросли крылья. Жаль, что я не могла жить все эти годы с таким же ощущением, как в эти семь дней.

Но настал день, когда пришли новые результаты биопсии, и на этот раз диагноз не только подтвердился, но оказался даже серьезнее, чем изначально. В груди обнаружили сразу три разные раковые опухоли и массу предраковых образований. У врачей не было другого выбора, кроме как лишить меня правой груди. С таким диагнозом было не избежать химиотерапии, лучевой терапии и пяти лет гормональной терапии. Пять лет! Помню, я заплакала. Впервые после постановки диагноза. Я так горько и долго рыдала, жалея себя и сетуя на свою судьбу… Все было снова разрушено.

И снова началась эта чертова круговерть. Операция была запланирована на следующий день, и теперь мне нужно было срочно бежать в аптеку, покупать какие-то пластыри и лекарства, сдать тест на Covid-19 и сдерживать слезы перед всеми этими незнакомыми людьми. В лаборатории медсестра недовольно начала бурчать, что я пришла слишком поздно сдавать мазок, и пустилась было читать мне мораль, но я не собиралась выслушивать ее брюзжание и сухо отрезала:

– У меня рак, и завтра мне отрежут грудь. Просто сделайте тест.

Больше она ничего не сказала. Никогда ведь не знаешь, какую ношу несет на себе человек. Вот сейчас посмотри вокруг себя, задумайся о жизни людей, которые тебя окружают. Какая она? С какими проблемами этим людям приходится бороться каждый день?

Наконец тест сдан, пластыри куплены, специальный бюстгальтер тоже, сумка собрана. Вечером я уже была в больнице, а утром – на операционном столе. Операция проходила в частной клинике прямо в центре Парижа. Я не специально оказалась в такой клинике, но действовать нужно было быстро, и только в частном порядке это было возможно. В моей клинике были даже одноместные палаты с видом на Эйфелеву башню. Но не буду вам говорить, сколько они стоят. Я же для себя выбрала недорогую двухместную палату и, к большому облегчению, оказалась там одна. Все же после операции не хочется никого видеть, тем более посторонних людей.

Вечером я приняла душ с дезинфицирующим раствором, утром на меня надели, как фильмах, специальную рубашку с завязочками, знаете, такую, когда впереди все закрыто, а сзади голая попа. Я, кстати, так до сих пор и не поняла, какой смысл в таких рубашках? Может быть, медперсоналу легче их снимать с пациентов?

И вот я уже на операционном столе. Моя хирург улыбается.

– Я точно не умру во время операции? – спрашиваю я.

– Не умрете, – уверенно отвечает она.

На лицо мне быстро надели специальную наркозную маску, я даже не успела ни о чем подумать и как следует испугаться – настолько слаженными и синхронными были движения врачей. Между ног ужасно защипало, я, кажется, крикнула сквозь маску: