Виктор Кротов - В каждом светит лучик. В каждом живёт автор

А для того, чтобы читатель не забывал о том, что всякая методика лишь служит живому человеку, мы вторую и третью части перемешаем друг с другом. Можно почитать немного о том, КАК работать, и посмотреть, ЧТО получается вот у этого конкретного замечательного автора.

Но сначала – новелла. Некоторые имена в ней изменены, но не все, а самому автору пришлось разделиться на двух довольно разных персонажей, однако всё это лишь для того, чтобы лучше передать удивительную атмосферу происходящего.

В этот странный лагерь меня занесло случайно. Собрался к себе на дачу, два-три дня продышаться в одиночестве, а мой приятель обрадовался:

– Тебе же через Балабаново ехать! Заверни в лагерь, за три минуты дорулишь, передай одному человеку книгу, она ему очень нужна. Заодно посмотришь, там интересно. Может, статью напишешь.

Ну да, конечно! Раз журналист, значит непременно статью. А что человеку просто отсидеться в тишине надо, от всех житейских досад, что ни с кем лишним общаться неохота, – это разве кому объяснишь?.. Ладно, завезу я твою книгу, а уж без статьи, извини, как-нибудь обойдёмся.

Так я там и оказался. В чаще громадных елей (впрочем, были ещё сосны и берёзы), среди которых стояли жилые корпуса, беседки и множество качелей.

…Мне навстречу шла девочка лет пятнадцати. Походка у неё была скованная, но лицо светилось радостью. Кого-то она увидела, наверное, за моей спиной. Я оглянулся. Позади никого не было. Девочка подошла и улыбнулась шире некуда. Она радовалась мне .

– Здравствуйте! – громко сказала она. – Как хорошо, что вы приехали. Меня зовут Тая. Не Таня, а Тая. Все путают.

Я не успел сообразить, как себя вести. Девочка приветственно махнула мне рукой и свернула на боковую дорожку… То ли это игра такая – сиять навстречу незнакомцу, то ли ещё что.

Чаща была настоящая. Солнце в неё почти не проникало. Пару раз я заметил на елях белок, а потом увидел трёх бельчат, бегающих прямо по земле, устланной хвоей с живописно разбросанными шишками. Эх, будь на душе у меня полегче – как бы я всем этим наслаждался…

Из просторной беседки неслась старинная музыка. Дуэтом играли флейтист и скрипачка. Рядом с ними никого не было, но играли они на выкладку, словно на сцене консерватории. Я подошёл и присел на скамейке. Они повернулись и стали играть для меня. Почувствовали, что музыка мне нравится – и тут же молчаливо приняли меня в свой ансамбль. Флейтист, Скрипачка и Слушатель. По-моему, у нас получалось отлично…

А на дорожке раздалось неторопливое цоканье копыт. Всаднику было лет семь. Лошадь вела под уздцы девушка в оранжевых брюках, а сбоку шёл белокурый парень и перебрасывался с наездником небольшим матерчатым мячом. У беседки они остановились.

Музыканты повернулись к всаднику и заиграли другую пьесу, в его честь. Мальчик на лошади замычал, словно подпевая. Хотя, кажется, мычание заменяло ему и разговор. Потом лошадь зацокала дальше.

Всё-таки в странное место я попал.

– Спасибо, – сказал я музыкантам и вышел из беседки.

– Приходите ещё, – отозвался флейтист. – Вы очень хорошо слушаете. А если захотите на флейте научиться играть – пожалуйста…

– Тарквиний! Галатея! – окликнула тем временем скрипачка двух детишек, упоённо качавшихся на качелях. Качели стояли на вершине небольшого круглого холма, словно на маленькой планете. – Вы не устали качаться?

– Не-е-ет! Не-е-ет! – пропели те на разные голоса, но удивительно созвучно…

– Понимаешь, – звонко произнёс невысокий щуплый мальчик в круглых очочках, мимо которого я проходил, – этот поток достигает основного русла в две целых семь десятых раза быстрее, чем тот!

Мальчик изучал ручейки, бегущие от протекающей водопроводной трубы. Рядом был только я, больше никого. Мне ничего не оставалось, как отозваться:

– И как же ты это установил?

– Эмпирически, – пожал мальчик плечом и погрузился в созерцание текущих струй столь отрешённо, что я понял: аудиенция закончена…

А навстречу шёл мальчик постарше, лет тринадцати. Он не шёл, а словно немного взлетал с каждым шагом, а потом с сожалением приземлялся. Он что-то говорил сам себе и смотрел вперёд громадными голубыми глазами, не замечая ничего вокруг.

– Здравствуй! – сказал я ему.

– Здравствуй, – отозвался он эхом.

Взгляд его на мгновение коснулся меня, и я замер на месте. Словно само небо глянуло на меня: спокойно, почти не замечая, но излучая свою блаженно-небесную сущность. Это было и радостно, и больно.

– Правда, аутисты 1 1 При аутизме у человека ослаблен или потерян контакт с людьми, интерес к реальным событиям и явлениям. У аутичного ребенка или взрослого заметны повторяющиеся, как будто «механические» действия и высказывания, часто бывают непонятные окружающим страхи; нередко такой человек не может говорить, хотя слышит и понимает речь. Порой кажется, что аутичный ребенок не замечает окружающего мира, но на самом деле он остро чувствует отношение к себе и потому прежде всего нуждается в эмоциональном покое, стабильности, ненавязчивой поддержке со стороны окружающих. (Прим. ред.) – особые существа? – спросил меня кто-то, подошедший так быстро, что я не успел этого заметить.

Высокий, худощавый, с курчавой шевелюрой, достойной рок-музыканта. Он искрился интересом ко всему, что происходит вокруг, и какой-то деятельной энергией, постоянно выбирающей себе наиболее подходящее русло. Лёгкую паузу, предоставленную для ответа, я использовать не сумел, но это было и не обязательно. Вопрос непринуждённо перешёл в ответ.

– Господь им чего-то не дал, а что-то особое дал с избытком. Вот и Андрей – ему очень трудно общаться. Я просто горжусь, что он вам сказал «здравствуй». Но, знаете, это особая личность!.. А вы, наверное, журналист? И книга у вас под мышкой – для меня. Меня зовут Игорь. За книгу спасибо. Приходите на взрослый тренинг в полдвенадцатого. Если получится, конечно.

Кое о чём я хотел бы расспросить, но не успел. С трёх разных сторон раздались крики «Игорь! Игорь! Игорь!» – и он убежал, по-моему, в три стороны сразу.

Я задумался: почему в полдвенадцатого? Сейчас ведь первый час. Значит, в полдвенадцатого НОЧИ? Неужели он думает, что я здесь ночевать останусь?.. Ну и напористые они здесь!

– Мне Игорь сказал, что вы журналист! – тонким срывающимся голосом обратился ко мне парень лет восемнадцати, ужасно высокий и ужасно худой. – А как по-вашему, справедливо ли Чуковского причисляют к великим детским поэтам? Вы заметили, с какой навязчивостью он писал о крокодилах?..

И мы углубились в обсуждение тонкостей поэтики классика детской литературы. Костя (представиться он забыл, но я всё-таки вытребовал у него имя) нападал, мне оставалось защищать дедушку Корнея. Что ж, мне и вправду нравились его стихи, а крокодилы меня вовсе не смущали. Потом дошло и до Хармса, и до Сапгира (его Костя уважал). Юный эрудит шпарил стихи наизусть, и некоторые из них, признаться, я слышал впервые.